ХЕГАЙ Алексей Иванович - видный партийный деятель Трудовой Партии Кореи

ИЗ  ЗАБВЕНИЯ  К  ЛЮДЯМ

Часть первая. Кто такой  ХЕГаЙ (1908-1953гг.)

Очень немногим корейцам, ныне живущим в Российской Федерации, а также на всей территории бывшего Советского Союза, что-либо говорит имя «Бегай Алексей Иванович». Человек с таким именем был предан забвению умышленно и на долгие годы. Буквально лишь с 1992 года стало возможным упоминать его имя в официальных беседах. В КНДР до сих пор имя Хо Га И (Бегай Алексей Иванович) находится под запретом.  В собрании сочинений Ким Ир Сена это имя упоминается как его личный  враг № 1. Обратимся к событиям конца второй мировой войны. Война для советского народа закончилась в мае.  В августе 1945 года войсками 25 армии 1-го Дальневосточного фронта под командованием генерал-полковника И.М.Чистякова была освобождена северная часть полуострова Корея. Южная часть полуострова до 38 параллели была «очищена» от японской армии войсками США. Поэтому 15 августа 1945 года считается днём освобождения полуострова Корея от японской оккупации, которая длилась долгих 45 лет.  Полуостров оказался разделённым на две части: север до 38 параллели – КНДР со столицей Пхеньян, а южнее 38 параллели – Республика Корея со столицей Сеул.

Как известно, огромную роль в создании КНДР и в её истории в 40-50-е годы    сыграли многочисленные корейцы из СССР, которые были направлены на работу в Северную Корею.  Среди этих людей,    особое место занимает Хегай Алексей Иванович. Его по  праву считали наиболее влиятельным человеком среди всех находившихся в Северной Корее корейцев из СССР. До своего отъезда в Корею (по решению ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) УзССР) он занимал в республике довольно важные посты в среднем звене партийного аппарата. В силу этого обладал большим опытом административной и партийной  деятельности. Этот опыт выделял его среди всех корейцев не только из СССР, но и из других фракций  –  «партизанской», «яньаньской» и «внутренней», которые в большинстве своём не имели никакого опыта государственного строительства. Это позволило ему стать «главным архитектором» Трудовой партии Кореи, создателем её аппарата. Излишне говорить, что после его «самоубийства», а вернее убийства с молчаливого согласия и прямой  санкции Ким Ир Сена, все  заслуги Хегая А.И. северокорейская пропаганда приписала Ким Ир Сену. В отличие от большинства корейцев,  которые имели два имени русское-православное и корейское, у А.И. Хегая, видимо, не было корейского имени. Имя Хо Га Й, под которым он вошёл в историю Северной Кореи,  было принято им уже после приезда в Северную Корею. Несколько слов о Хегай А.И.   Он с братом, который был на два года старше, лишились родителей и  остались сиротами в 9 и 11  лет. Узнали горькую  нужду и рано пошли зарабатывать себе на пропитание: продавали газеты, работали в парикмахерской, были подёнщиками, а потом устроились на табачную фабрику. Детские и юношеские годы прошли в обстановке гражданской войны на советском  Дальнем Востоке, которая  затянулась до 1922 г. Тем не менее, Хегай получил школьное образование, пристрастился к книгам. Впоследствии у него была в доме большая хорошая библиотека, его начитанность отмечается многими из работавших с ним людьми. Хегай, как и  другие молодые корейцы, активно занимался общественной работой, в 1924 году вступил в ВЛКСМ, а уже  с 1926 года молодой Хегай становится всё более заметной фигурой среди комсомольских активистов, участвует в ряде конференций, пленумов и совещаний. Вскоре он вступает в партию большевиков. Одну из трёх необходимых для вступления рекомендаций дал ему Афанасий Цой – человек, очень известный на Дальнем Востоке. В годы гражданской войны он командовал одним из корейских партизанских отрядов. Вторую рекомендацию Хегай получил от  секретаря  Дальневосточного крайкома комсомола Листовского. Так Хегай стал профессиональным комсомольским работником. Большую роль в его продвижении сыграл П.П. Постышев – впоследствии один из крупнейших советских политических деятелей 30-х годов советского Дальнего Востока. П.П. Постышев  как-то присутствовал на одном из комсомольских собраний, резолюцию которого готовил А.И. Хегай. Резолюция чрезвычайно понравилась  Постышеву и он захотел познакомиться с её автором.  То, что Хегай не был русским по национальности, не только мешало, но даже способствовало его политическому продвижению. Весной 1933г. он уезжает с Дальнего Востока в Подмосковье, в мае 1933г. Хегай был направлен ЦК ВЛКСМ в г. Кинешму и до сентября 1934г. работал вторым секретарём районного комитета комсомола. В сентябре 1934 года Хегай уехал в Москву на учебу во Всесоюзном коммунистическом сельскохозяйственном университете им. Свердлова, но по семейным обстоятельствам был вынужден прервать учёбу и в июле 1935 г. вернуться на Дальний Восток, где он вновь стал активным комсомольским работником. После возвращения в родные места Хегай некоторое время (с февраля 1936 г.) работал заведующим организационным отделом Амурского областного комитета ВЛКСМ, занимал ряд других заметных должностей. В начале 1937 г. его перевели в Посьетский район, где он стал первым секретарём райкома комсомола. Это выглядело как понижение, а в действительности назначение было весьма ответственным: в результате массовых  чисток и репрессий государственное и партийное руководство Посьетского района, заселённого преимущественно корейцами, было очень ослаблено, многие руководящие работники оказались арестованными (весь корейский народ обвинили в шпионаже в пользу Японии). Хегай должен был восстановить нормальную работу комсомольской организации в районе. С поставленной задачей он, видимо, справился успешно, т.к. через полгода был назначен на новую работу – он стал вторым секретарём райкома партии в Посьетском районе. Это было очень ответственное назначение – А.И. Хегай оказался одним из руководителей района, в котором, как уже говорилось, проживало много     корейцев, и который был важнейшим центром корейской культурной и общественной жизни. Из комсомольских и партийных активистов Посьетского района вышли многие из тех, кто впоследствии, уже в 40-е г., занимал заметные посты в Северной Корее – Кан Сан Хо, Пак Хак Се, Михаил Кан и другие. Хегай  был человеком заметным, вторым лицом в Посьетском  районе, поэтому он очень хорошо знал почти всех этих людей.  Именно там завязались многие связи и знакомства, которые 10 или 15 лет спустя продолжались и в КНДР. Хегай оказался одним из руководителей Посьетского района в 1937 г., в период самой кровавой чистки государственного и партийного аппарата за всю историю советской власти. Основной удар репрессивной машины пришёлся по среднему и высшему звеньям партийных работников – И.В. Сталин  в их излишней самостоятельности видел потенциальную угрозу своей власти. И,  таким образом, Хегай оказался под двойным ударом: и как кореец, и как партийный деятель среднего звена. Уцелел он только чудом. Осенью 1937 г. были арестованы и объявлены «врагами народа» Афанасий Цой и Листовский – т.е. те, кто рекомендовал А.И. Хегай в партию. Вслед за этим за «связь  с врагами народа» был исключён из партии и сам Хегай. В 37 году для партийного работника исключение  с подобной формулировкой  в 9 случаях из 10 предшествовало аресту и, вероятнее всего, расстрелу. Он это хорошо понимал и обсуждал со своей женой Анной, как ей следует позаботиться о детях (у него на тот момент было три дочери, и жена ждала ещё ребёнка). От ареста Хегая спасло то, что стало большой трагедией для советских корейцев –  насильственное переселение в Среднюю Азию, республики Казахстан, Киргизию. Исчезнувших, власти, как правило, не искали – им было не до того: в трёхдневный срок надо было начать депортацию всего корейского населения с Дальнего Востока. И это помогло некоторым «счастливчикам» избежать тяжёлой участи, удавалось скрыться от карающих органов НКВД, что при других обстоятельствах не имели ни малейших шансов и надежд на спасение.

 В этом хаосе вселенского переселения «компетентные органы» и потеряли Хегая. По прибытии в Среднюю Азию он смог устроиться в заготконтору, которая занималась закупкой овощей и фруктов у местного населения в городке Янгиюле близ Ташкента. Когда волна репрессий пошла на убыль, некоторые из тех, кто пострадал в 37 году, были реабилитированы и среди них был и Хегай. В 1939 году по решению комиссии, которая прибыла в Узбекистан для пересмотра решений об исключении из партии, А.И. Хегай был восстановлен в рядах ВКП(б) и смог снова вернуться к  партийной работе. Сначала работал в Янгиюле  помощником секретаря райкома, потом инструктором райкома, зав. Организационным отделом, а с лета 1941 года – вторым секретарём райкома. В конце 41 г. его переводят в соседний Нижнечирчикский район вторым секретарём по рекомендации первого секретаря Янгиюльского райкома  партии Расулова, человека очень авторитетного в партийных кругах Узбекистана, а в годы отечественной войны комиссара 1-ой узбекской кавалерийской бригады. Расулов очень высоко ценил Хегая и сыграл немалую роль в его судьбе: именно он предложил назначить Хегая заместителем секретаря парткома на Фархадстрой – крупная по тем временам ГЭС под Ташкентом, а зимой 44-45 гг. его направили на строительство малых гидростанций в корейских колхозах Ташкентской области.  Осенью 1945 г. партийное руководство страны начало активно подбирать среди советских корейцев людей, которые могли бы быть отправлены на работу в Северную Корею, которую освободили  части 25-ой армии от японской оккупации. Разумеется, выбор пал и на А.И. Хегая. В составе группы из 12 человек Хегай отбыл в распоряжение штаба 25-ой армии, (до этого их призвали в армию и они как военнослужащие были отправлены в Корею).  В этом месте надо внести маленькую  ясность для непосвящённых людей. С 37 года корейцев не призывали в армию, как  неблагонадёжных, всей корейской   нации был приклеен ярлык «пособников японскому империализму». Благодаря этому корейцы-мужчины во время войны не полегли на полях сражения, а трудились «в поте лица своего» в тылу на колхозных полях. Ведь почти до 1947 г. корейцы были поражены в гражданских правах: не могли свободно передвигаться не только по территории  страны, а и по республике, ежемесячно отмечаться в органах, не могли поступать в высшие учебные заведения страны, не могли переезжать на жительство в города. Все эти ограничения касались большинства корейцев.  Все, кто попал в группу рекомендованных для отправки в Корею, прошли инструктаж, зачем и почему выбор пал на них и что они будут делать на исторической Родине своих предков. Эта группа корейцев первое время работала переводчиками в Советской гражданской администрации и местных комендатурах. Затем многие из них перешли в формирующиеся учреждения северокорейского режима, где они играли двоякую роль: с одной стороны, обладая немалыми знаниями, играли роль консультантов и советников, а с другой – обеспечивали надежный советский контроль над северокорейским государственным, партийным и военным аппаратом. Однако Хегай с самого начала перешёл на  работу в ЦК и уже к концу 1945 г. играл большую роль в формирующейся Компартии Кореи. Видимо, опыт партийной работы в Узбекистане сыграл определённую роль в том, что он стал первым советским корейцем, перешедшим из армейской администрации на работу непосредственно в создающийся государственный аппарат северокорейского коммунистического режима. Оставаясь гражданином СССР, Хегай был уже не только членом Компартии Кореи, но и одним из её высших руководителей  –  17-18 декабря 1945 г. состоялся расширенный пленум Исполкома Северокорейского бюро Компартии Кореи и он не только был в числе его участников, но даже вошёл в президиум и был автором принятой пленумом резолюции. На этом пленуме он был избран заместителем заведующего  организационным отделом. Именно тогда Хегай Алексей Иванович превратился в Хо Га И. С первых же дней главной заботой Хо Га И было создание Коммунистической партии Кореи. Опыт партийной работы у него был, и он сыграл решающую роль в создании партийных организаций,  в налаживании всей их практической деятельности. Хо Га И  является одним из главных авторов Устава Трудовой партии Северной Кореи. В августе 1946 г. в результате слияния Коммунистической партии Северной Кореи и Новой народной партии Северной Кореи была создана Трудовая партия, и Хо Га И  вошел в состав  Политбюро, а в сентябре 1948 г. он стал первым заместителем председателя Трудовой партии Северной Кореи, заняв,  таким образом, третье место в партийно-правительственной иерархии (после Ким Ир Сена и Ким Ду Бона).

В круг обязанностей Хо Га И входило не только руководство деятельностью  партийных организаций Северной Кореи, но и действиями коммунистического подполья Южной Кореи. В 1949 году произошло слияние Трудовых партий Северной и Южной Кореи, и Хо Га И  стал первым секретарём единой партии ТПК. В своём новом качестве он отвечал за партийную работу и к северу, и к югу от 38 параллели. Руководство действиями  коммунистического  подполья на Юге Хо Га И   проводил вместе с Пак Хон Ёном и другими ушедшими на Север южнокорейскими коммунистами. Он с большим уважением относился к Пак Хон Ёну и другим руководителям южнокорейского подполья, поддерживал с ними очень хорошие тёплые человеческие отношения. Однако главной областью деятельности Хо Га И  было всё-таки партийное строительство на Севере. Именно он подписывал большинство документов, касающихся партийной жизни Северной Кореи, и в высших кругах  северокорейского руководства  его часто называли «профессором партийных дел». Как зам. Председателя партии и глава Контрольной комиссии Хо Га И   оказывал большое влияние на все назначения на государственные посты, на формирование партийного и чиновничьего аппарата. В 1949 г. Ким Ир Сен сменил Ким Ду Бона на посту Председателя ЦК ТПК, и Хо Га И  на некоторое время стал «фигурой № 2» во всём партийно-государственном аппарате страны. В 1950 г. он был назначен на пост Первого секретаря ЦК ТПК. Началась Корейская война 1951-53 гг. между КНДР и Южной Кореей, которую развязала Северная Корея с подачи СССР. Видимо, такое решение было принято весной 1950 г. после встречи Ким Ир Сена и Сталина. На первых порах военные действия проходили весьма успешно. Но с момента, когда США стали помогать южанам и техникой, и самолётами, и людьми, ситуация на Севере существенно изменилась в худшую сторону.  Руководство Китайской Народной Республики, в переломный момент в ходе военных действий, в самый тяжёлый момент войны для КНДР, предложило помощь Северной Корее своим людским ресурсом – китайскими добровольцами. Известно, что в КНР имеется автономный  национальный корейский округ. Война привела к заметному  усилению китайского влияния и ослаблению советского. В этой обстановке у Ким Ир Сена, который стремился использовать войну для укрепления своей власти, появилась возможность отделаться от тех советских корейцев, кого он считал своими наиболее опасными соперниками в будущем. Естественно, что среди них самым опасным его конкурентом был Хо Га И, пока он находился в высшем северокорейском  руководстве, Ким Ир Сене не мог считать себя полновластным хозяином в партийных делах. Начались трения в делах, в отношениях, все возможные придирки, споры по вопросам  теоретическим. Представляется, что Ким Ир Сен во время своего конфликта с Хо Га И  не был столь уж озабочен теоретическими вопросами. Куда больше происходящее было не более чем удобным  предлогом для устранения Хо Га И, началась компания по дискредитации, благо «охотников» и добровольных помощников у  «хозяина» было хоть отбавляй. Против него интриговали свои же советские корейцы, отец про них знал. Усердствовали четверо Паков – Пак Чан Ок, Пак Ен Бин, Пак Ден Ай и Пак Гым Чер. По любому поводу доносили хозяину. Например: «В докладах Хегай вычеркивал Ваше имя…». Конечно, вычёркивал, если оно упоминалось не к месту и времени.  Если бы не произошло инцидента со смещением его с руководящих постов в партии, то Ким Ир Сен нашел бы какой-нибудь другой предлог – повод для расправы с ним. Тем не менее, снятие  Хо Га И с партийных постов ещё отнюдь не означало его полного отстранения от активной политической деятельности. Ким Ир Сен в 1951 г. был ещё слишком слаб политически для того,  чтобы позволить себе напрямую расправиться со столь влиятельным человеком. Поэтому он был вынужден назначить Хо Га И заместителем Председателя кабинета министров. Да, это было, конечно, существенным понижением, но, тем не менее, Хо Га И  оставался довольно заметной политической фигурой на Севере. Затем его переводят министром внешней торговли. Как считал сам Хегай, большинство из этих обвинений необъективны, притянуты «за уши» и продиктованы личной неприязнью к нему Ким Ир Сена, а также объясняются его несогласием с рядом действий Ким Ир Сена и руководства ЦК по расстановке кадров, налоговой системе, чрезмерным восхвалением Кима, в ущерб делу, и другим вопросам. С этими выкладками 30 июня Хегай обратился в советское посольство и просил настоятельно дать ему возможность выехать в СССР, т.к. «затылком чувствует дыхание своих недоброжелателей во главе с «хозяином» и что затевается какая-то возня вокруг него», а он все ещё являлся гражданином СССР – его командировка за границу длится  без отпусков вот уже, без малого, 7 (семь) лет. На беду Хегая  посол СССР в КНДР Штыков Т.Ф. был в отъезде, и Хегая принял поверенный в делах С.П. Суздалев. Поверенный в делах посоветовал «серьёзно и спокойно продумать своё выступление на предстоящем Политсовете, если есть ошибки и упущения в работе признать их. Что касается тех обвинений, с которыми он не согласен, открыто заявить об этом прямо на Политсовете». Состоялся бы этот разговор с послом Штыковым, которого  Хегай знал  с 1945 г. и работал в тесном контакте все эти годы долгой загранкомандировки,  не произошла бы эта трагедия. Выслушав советы Суздалева, Хегай  покинул посольство, в котором ему больше не суждено было побывать. В начале июля 1953г., а конкретно 2 числа, стало известно о гибели  Хо Га И. В соответствии с официальным сообщением, сделанным Пак Ден Ай, Хо Га И покончил с собой в своей резиденции накануне заседания Политсовета. Окружение «хозяина» было хорошо информировано, что Хо Га И  поехал в посольство, хотя сам он из этого не делал тайны. Не зная, с чем и почему Хегай поехал в посольство, они нанесли «упреждающий» удар. Главным вопросом, связанным с гибелью Хегая, является следующее: действительно ли он покончил с собой или же он был тайно убит людьми Ким Ир Сена, которые потом постарались инсценировать самоубийство? Ряд фактов заставляет сомневаться в достоверности версии о самоубийстве. На основании той информации, которой располагает автор этой статьи, предположение об убийстве представляется более реальным. Можно, конечно, возразить, что решение о самоубийстве Хегай принял внезапно, но все кто знал его, в один голос утверждают, что Хегай был на редкость выдержанным и уравновешенным человеком, всегда сохранявшим самообладание и тщательно обдумывающим каждый свой шаг: «семь раз отмерь – один раз отрежь» — вот был его девиз по жизни. Да имея такой партийный опыт, разве он бы был не удел  в СССР?  Ведь ему в марте 1953 г. исполнилось всего лишь 45 лет, как он сам говорил,  что это самый творческий возраст для мужчины. И он на деле доказал, что прав в своём утверждении. Так что версия самоубийства шита, как говорится, белыми нитками. Первого июля вечером, т.е. буквально за пол суток перед так называемым самоубийством, в гостях у него был Пётр Иванович Цой (корейское имя Че Пхё Док) – его тесть (после смерти своей жены Хегай женился на дочери Цоя П.И. и имел от неё сына, которому было всего 2,5 года). Зять с тестем просидели весь вечер, говорили о сыне-внуке, о том, что после окончания войны хочет увидеться со всеми детьми (их у него было четыре дочери и два сына, а от старшей дочери уже была внучка). В ходе этого разговора он сказал (и не в первый раз), что при создавшейся нездоровой вокруг него обстановке, оставаться в Корее не хочет и не исключает того, что через некоторое время всё-таки сможет вернуться в СССР. Расстались они поздно, хотя на уговоры остаться Цой отказался, потому с утра должен был быть в штабе бронетанковых войск. При расставании никакого уныния или беспокойства Цой не заметил, а про предстоящий Политсовет Хегай говорил достаточно спокойно и по этому поводу не волновался, т.к. вопросы всё-таки были решаемы при большом желании с обеих сторон. Так что самоубийство Цой П.И. исключил сразу и сомнений на этот счёт он не допускал. На следующий день, т.е. 3 июля, когда стало известно о «самоубийстве Хегая, П.И. Цой в ярости позвонил по прямой связи Ким Ир Сену и обвинил высшего северокорейского лидера в организации убийства. После этого он подал в отставку (а был он командующим бронетанковых войск КНА) и срочно (тайно) с помощью советских советников в ночь выехал в Китай, где была семья Хегая. Советники уговорили его не ждать ответа на свой рапорт, т.к. это чревато было последствиями и арестом. Оказывается, поверенному в делах  Суздалеву 6 июля Ким Ир Сен поставил вопрос о Цое П.И., о его отзыве в Союз, поскольку после самоубийства его зятя  Цой П.И. не сможет поддерживать нормальных отношений с самим Ким Ир Сеном. А Цой в это время уже был в Харбине. Есть ещё одна деталь в этом «тёмном» деле, которое подкрепляет подозрение в злонамеренном убийстве. Вдова убитого выехала из Харбина в резиденцию мужа в Корею, но она обнаружила, что муж её уже скоропостижно захоронен, где ей, естественно,  не сказали, ни с кем из его  охраны встретиться не дали: и адъютанты, и шоферы, и обслуга были уже куда-то отправлены, т.е. сгинули навечно. Эта страшная поспешность властей уж слишком похожа на стремление быстрее замести следы своего преступления. В ходе сбора материалов  по истории Северной Кореи автору этой статьи, Ланькову А.Н., довелось встретиться со многими людьми, которые очень хорошо знали Хегая А.И. ещё по Советскому Союзу. Все они, не исключая и тех, кто в целом стоит на прокимирсеновских позициях, достаточно единодушно высказались в поддержку предположения о тайном убийстве. В чём же причина этого убийства, этот вопрос напрашивается и сегодня:  почему Ким Ир Сен совершил это преступление? Чем же был опасен Хо Га И, которого после 1952 г. он отстранил от власти политической и Хо Га И  уже не оказывал особого влияния на развитие политической ситуации в стране? Представляется, что существовали  ТРИ основные причины, по которым  Ким Ир Сен мог принять решение убрать Хо Га И из политической жизни государства, а также лишить его жизни: нет человека – нет проблемы.

Во-первых, он опасался, что Хо Га И может стать руководителем заговора с целью отстранить его от власти. Умный, влиятельный  и авторитетный Хегай опасен даже будучи в опале.

Во-вторых, не следует сбрасывать со счёта  и чисто психологическую сторону вопроса: в первые годы  Ким  Ир Сен, которого «сделало» советское руководство и «посадило» на «царствование» находился полностью под контролем советских властей, а Хегай был одним из самых влиятельных советских корейцев – важное орудие этого контроля. И в немалой степени Ким Ир Сен просто по-человечески завидовал авторитету Хегая в партийных кругах.

В-третьих, Ким Ир Сен наверняка знал о намерении Хегая вернуться в Союз и опасался, что, оказавшись вне досягаемости, Хегай может нанести ему немало вреда (например, сообщив советскому руководству свои оценки ситуации в Корее и деятельности Ким Ир Сена). Поэтому для него желательно было не выпускать Хо Га И живым  из КНДР, не дать ему возможности  напрямую пообщаться  хотя бы с послом  СССР в КНДР Штыковым Т.Ф., который очень хорошо был информирован  о состоянии  дел  в Корее на тот момент.

Это путь, пройденный Хегаем А.И. за свои 45 лет. Отец всегда говорил, мужчина в 45 лет находится в самом  расцвете своих творческих сил.  В итоге он прожил очень короткую, но весьма содержательную, яркую жизнь. Поистине был талантливым организатором масс, очень справедливым и  умным человеком. Данная статья взята в сокращенном виде, автором которой является журналист-кореевед А.Н.Ланьков. Ланьков  очень внимательно и скрупулезно поработал над материалами из партийных архивов, встречался с людьми знавших Хегая еще по работе в СССР и в Северной Корее.    За это ему огромное человеческое спасибо от нас – его детей, уже достаточно повзрослевших внуков  и  правнуков, которые в будущем оценят своего деда и прадеда.

Часть вторая. СЕМЬЯ (воспоминания четвёртой дочери Лиры).

Начну свои  воспоминания с того,  что документов  о рождении  отца (месте его рождения) мы не имеем, а это в семье просто передавалось устно.  Родился А.И. Хегай    18 марта 1908 г. в  Посьетском районе Приморского  края. Как упоминалось выше, он и его брат остались круглыми сиротами в 9 и 11 лет (брат старше на два года). Как все корейцы в 1937 году Хегай А.И. и его жена Ли Анна Иннокентьевна попали  под насильственное выселение-депортацию с клеймом «японского шпиона». В то время у него уже было три дочери, а жена была на последнем месяце беременности. Выселяли корейцев спешно в товарных вагонах, разрешив брать с собой только самое  необходимое и трёхдневный запас еды. Это великое выселение целого народа происходило как хорошо продуманная войсковая операция под надзором войск НКВД: шаг влево, шаг вправо равносильно побегу. В районе станции Бира Еврейской АО пришлось маме  покинуть эшелон и ехать в роддом. Так родилась четвёртая дочь Лира как живое напоминание выселения корейцев в 37 году. Сам же Хегай с тремя дочерьми  девяти лет (28 г.р.), семи лет (30 г.р.) и трёх с половиной лет (34 г.р.) проследовал в эшелоне вынужденных переселенцев дальше в неизвестность, т.к. конечный маршрут держался в строгом секрете. Родив дочь, жена с грудничком «кинулась» догонять эшелон, её подгонял страх потерять мужа и трёх дочерей в этом вселенском хаосе-переселении. Мать с младенцем в Новосибирске смогла разыскать эшелон переселенцев, найти мужа с дочерьми. Это действительно было большое счастье, т.к. были семьи, которые многие годы  не знали живы ли их родственники и в каких краях обитают, потому что попали в разные вагоны даже одного эшелона. Дело в том, что  часть вагонов в пути просто отцепляли на каком-нибудь полустанке  и высаживали людей в голой степи. А переселение началось осенью,  эшелоны двигались с востока не по графику, с вынужденными остановками  и не со скоростью даже пассажирских поездов. Тем, семьи которых  высаживали в степях северного Казахстана, где осень и зимы  несравненно суровее климата Средней Азии, пришлось испытать намного больше трудностей и испытать потери своих родных. Только представьте себе глубокую осень в северном Казахстане, где температура уже минусовая, а перед вами «степь да степь кругом,  путь далёк лежит» – в никуда, а рядом дети, старики родители, но у вас уже нет продуктов, тёплых вещей и вообще ничего нет. Люди начинали чем-то и как-то рыть уже стынущую землю, чтобы выкопать подобие землянки-ямы и как-то укрыть семью от холодного пронизывающего ветра, которым славится северный Казахстан. И, естественно, это сопровождалось большими людскими потерями и от холода, и от голода. Нашей семье крупно повезло, что мы доехали до Узбекистана, где и тепло и не голодно, всем известно выражение «Ташкент город хлебный». Народ Узбекистана встретил переселенцев доброжелательно и на первых порах очень помог в обустройстве на новом месте, протянул руку помощи всем, кто в этом, конечно же, очень нуждался, делился кровом и хлебом. И корейцы это помнят и ценят.  В Узбекистане никогда не было разборок по национальному признаку, до сих пор сохраняются дружеские отношения между людьми. Так корейцы, гонимая нация, обрели в Узбекистане вторую Родину. Уже несколько поколений корейцев родилось в Узбекистане, и считает его своей Родиной. Элементарный пример: блюда узбекской кухни стали обычным явлением на столе у корейцев, а блюда корейской кухни пользуются большим успехом у узбеков и в будни и на праздниках, особенно острые корейские салаты самые разнообразные по набору овощей, которыми богат Узбекистан. И дай нам Бог жить и дальше в мире и согласии.

С самого раннего детства я запомнила очень частые переезды семьи, это было связано с отцовской работой – он был партийным работником, куда пошлёт партия надо ехать без вопросов, а семья,  молча, следовала  «за ведущим». Так осенью 1945 г. отец по решению ЦК ВКП(б) был командирован на долгие годы в только что в освобождённую Северную Корею. Во-первых, он владел корейской грамотой и языком, во-вторых, был профессиональным партийным работником с практическим опытом работы. Эта его предстоящая командировка, конечно, не подлежала обсуждению даже  с женой. Просто отец просил жену заняться с детьми изучением корейского языка хотя бы на бытовом уровне, т.к. мы его не знали, беречь детей и очень следить за своим здоровьем – он знал, что жена уже носит под сердцем ребёнка, и дай Бог сына, которого он очень хотел. А мама у нас тяжело болела туберкулёзом, болезнь была следствием перенесённых тягот 37 года при депортации, плохого питания всех этих лет и тяжёлого быта в годы Великой Отечественной Войны 1941-1945гг. А после окончания войны разве было сытно и тепло? Но она очень хотела порадовать хорошего мужа и отца ещё и  рождением сына. К счастью для всех 27 июня родился долгожданный сын Игорь, который с первых дней своей жизни не знал вкуса материнского молока, потому что у мамы был туберкулёз уже в открытой форме. Так что сын с первых дней жизни был на искусственном вскармливании, а мать не могла полностью насладиться  рождением  сына, не прикладывая его к груди. Осенью 1946 года подоспели другие проблемы связанные с грядущим переездом в Северную Корею к месту работы мужа. Помощников у мамы не было – в семье ведь одни девочки. Надо было запастись одеждой для детей, какой никакой едой в дорогу, а в стране карточная система, и если учесть, что мы в то  время жили в колхозе, то  вопросы сами по себе отпадают. Мама была хорошей портнихой и перешивала из отцовской одежды что-то для нас, обменивала вещи на какие-то продукты, если что-то из вещей хотели купить, то продавала и своё, и отцовское. Надо думать,  здоровья ей всё это не прибавляло. В Ташкенте началось формирование эшелона из семей тех людей, которые уехали на работу в Корею. Эти семьи  жили на всей территории Узбекистана, их надо было оповестить, дать возможность собраться в дорогу. То есть повторялось «переселение» почти 200 семей, а в каждой семье в среднем было по 4-5 детей, ну, и у кого-то имелись ещё и дедушки-бабушки. Единственно это переселение было не в товарных вагонах и без охраны войск НКВД. Почему-то выезд был организован из рук вон плохо и крайне бестолково. Наша семья потеряла большую часть багажа, я помню, что узлы и чемоданы почему-то пытались запихивать в вагоны через окна, видимо, потому как двери штурмом брали люди. У большинства семей были  родственники, которые помогали грузиться. Нас же никто не провожал – выше  упоминалось, что у отца был один брат, который умер в 1942 году, а жили они далеко от нас, да и дети там тоже были малолетними. Запомнилось, что ехали мы  очень медленно, стояли подолгу на каких-то полустанках, болезни, видимо, обходили нас стороной, т.к. за время нашего путешествия помню один карантин в городе  Краскино. Огромный какой-то неуютный зал, наспех сколоченные нары,  для каждой семьи свой закуток. Еду готовили взрослые на импровизированных очагах-кирпичах. Где-то неделю прожили так, потом снова в путь-дорогу.  Так мы доехали до границы, пересекли её, и едем по земле предков. Где-то почти под самым Пхеньяном на одной из остановок в вагон входит папа, оказывается он прошёл  несколько вагонов в поисках семьи. И, наконец, увидел маму и нас, взял на руки сына, долго всматривался в него, прижал к себе. Радости не было границ, вот в таком приподнятом настроении приехали домой – непривычные  раздвижные стены-двери, теплые полы, всё скромно, чисто. Улеглись первые радости от встречи, начали обустраиваться на новом месте, нашей маме это было не в новинку. Она же чувствовала себя всё хуже: сказался долгий и трудный переезд почти через всю страну осенью полуголодными и плохо одетыми. Сейчас даже удивляюсь, что мы не болели в пути. Приехав в Корею и передав в руки мужа детей, мама слегла окончательно, и эти 9-10 месяцев её жизни в Пхеньяне при муже  при хороших бытовых условиях стали днями её тихого угасания. Конечно, по приезде маму с первых дней начали интенсивно лечить и в правительственной клинике, и хороший частный врач, но процесс  был необратимым,  и слишком много бед и горя выпало на маленькие хрупкие плечи нашей мамы. Конечно же, всё сказалось на её здоровье: депортация, голод-холод во время войны, рождение сына, будучи уже серьёзно больной, длительное и тяжёлое «путешествие» в Корею. И вот этот чёрный день в нашей жизни—16 июня 1947 года на закате дня мама отмучилась, говорить она уже не могла, а глаза её, по словам сестёр, были полны смертной тоски. Я очень хорошо помню этот день. Маме стало хуже, началось кровохарканье,  я побежала за папой в правительственную больницу, она от нас находилась недалеко. Когда мы с папой прибежали, в живых мы маму не застали. Наша мама не дожила до первого дня рождения своего долгожданного сына 11 дней и умерла в 39 лет. В стране не было эффективных лекарств от туберкулёза, пенициллин и стрептомицин появились лишь только в 1948 году.

Если задуматься  что такое 39 лет? Молодая женщина, ей бы жить да жить, радоваться жизни, а она угасла как свеча на холодном ветру суровой и жестокой жизни. Пусть земля будет ей пухом. Отцу ведь тоже было 39 лет, они были с мамой одногодками. Сейчас я женщина преклонного возраста, прожила долгую и неплохую жизнь, в 46 лет похоронила хорошего мужа и отца двоих детей, имею трёх внучек, двух правнуков. Приходят мысли о родителях, умерших в 39 лет маме и в  45 лет отце. По нынешним меркам – молодые родители, имеющие детей, да живите и радуйтесь. А жизнь диктует свои правила. Вдовцу было всего-то 39 лет. Очень трудно даже представить себе его ощущения: на руках пятеро детей, а младенцу нет ещё и года. Пришлось старшей дочери Майе бросить десятый класс и заниматься малолетним братом. Маму похоронили в естественном парке на горе Моранбон, мы очень часто навещали маму на кладбище. Отца, я думаю, спасала плотная занятость на работе. Так мы прожили до конца 1948 года. Однажды папа, придя с работы, собрал нас всех для очень серьёзного разговора о нашей жизни. Он нам сказал, что вот прошло полтора года со смерти мамы, что жизнь продолжается по своим законам, он помнит маму,  благодарен ей за детей, за то, что она была в его жизни. Но ему-то всего 39 лет и он хотел бы жениться на достойной женщине, она работает в нашей школе, дочь советника-танкиста Цой  Петра Ивановича. Зовут её Нина Петровна. Поэтому он хочет с нами посоветоваться в этом вопросе и познакомить её с нами. С другой стороны отец  мог бы и не советоваться, а просто привести в дом  женщину и сказать – вот вам моя новая жена и будьте добры любить её и жаловать. В том-то и была разница между нашим отцом и другими. Отец сказал,  что любить и называть её  мамой он не неволит, но очень надеется и  ожидает  уважения к  ней как к своей  жене. Это его единственная к нам просьба.  Папа был просто другим, он в нас уважал «человека» и поэтому  так  поступил. Да и Нина Петровна оказалась достойной женщиной, родила отцу сына Славу в 1951 году. Мы с ней сохранили очень хорошие человеческие отношения до конца её жизни, периодически виделись и общались. Умерла она в возрасте 50 лет в Москве 2 июня 1972 года.

Вообще отличительной чертой отца было умение выслушать человека, дать ему высказать свои мысли и доводы, а уже потом путём простого разговора в форме доверительной беседы подвести человека к принятию какого-то решения. Разговор всегда вёлся по-деловому спокойно, и это всегда доходило быстрее до сознания. Поэтому эти беседы запоминались, а человек при этом   чувствовал себя очень комфортно. К отцу обращались за советом не только взрослые, с ним советовались и наши друзья. Конечно, сначала их одолевала робость, а по мере разговора вся стеснительность проходила, потому что разговор шёл как бы «на равных». После таких разговоров мнение круто у людей менялось.

Мы же, дети, всегда чувствовали его заботу и любовь, хотя слово «любовь» никогда не произносилось. Простой пример из нашей жизни. В мае приближаются в школе экзамены. От папы всегда приходит письмо-наказ взрослым:  детей постараться хорошо в это время  кормить и дать им возможность готовиться к экзаменам. Мы не были отличниками, но учились хорошо. Не хочу говорить о других,  но не все вспоминали о школьных рядовых ежегодных экзаменах.

Весной 1949 года старшая дочь Майя вышла замуж и стала жить отдельно. Осенью того же года уехала в Союз на учёбу в институт  вторая дочь Гера. Наступил новый 1950 год. Мы остались впятером. Прожили полгода спокойно, в мае закончили благополучно учёбу в школе. С утра 25 июня  папа просил из дома никуда не уходить. А потом передали по радио, что началась война с Южной Кореей (война 1951-1953гг.). Это сейчас понятно, что всё началось с подачи СССР  после визита Ким Ир Сена в СССР и его встречи с И.В. Сталиным.  Тогда же нам было непонятно, почему в небе над Кореей летали самолёты американские, а в самолётах со знаками КНДР гибли русские лётчики. А всё оказывается просто, как «дважды два – четыре». Две большие державы делали большую политику на маленьком полуострове Корея. Вторая мировая война в 1945 году на Дальнем Востоке закончилась капитуляцией Японии, СССР освободил северную часть полуострова Корея до 38 параллели. Помог северянам наладить мирную жизнь, а южнее 38 параллели стояли оккупационные войска США, которые поддерживали режим Ли Сын Мана. То есть повторялась ситуация как в Германии. Две идеологии великих держав делили страны-народы на сферы своих влияний: запад-восток, север-юг. Один народ в одночасье делился на восточных-западных, северян-южан. Всё происходит по старой русской пословице «баре дерутся, а у холопов чубы трещат». Нам этого не понять как, что  и почему, только получается «лес рубят – щепки летят».

Итак, началась война между севером и югом Кореи.  По-моему, уже на третий день войны где-то к часам пяти вечера начали в первый раз бомбить Пхеньян. По небу красиво пролетали тройки самолётов одни за другими. Мы с восторгом на них смотрели, т.к. никогда не видели этого, а потом раздались оглушительные взрывы бомб и, наконец-то, завыла сирена воздушной тревоги. В первый раз бомбили военный аэродром. Видимо, для войск ПВО это тоже оказалось полной неожиданностью.

С того дня очень хорошо запомнился вой сирены, и мы знали, что надо где-то прятаться. А где? Стали во дворе рыть так называемую «щель». Поэтому отец решил детей отправить к старшей дочери, которая жила в пригороде  Пхеньяна Мангёндя.  Муж сестры преподавал в военном училище. Когда бомбить город стали интенсивно и днём и ночью, папа отправил  нас в местечко Окходон,  как он думал, на несколько недель с летними вещами. А потом в наш дом попала бомба, и прощай все наши тёплые вещи и вообще всё, что было дорого и любимо нами. Так как уже не казалось, что война закончиться через два-три месяца, нас перевезли с начала в город Синидю, а затем в местечко Идю. Там мы прожили где-то с месяц. Фронт тем временем стремительно приближался в район Синидю. Пришлось срочно готовиться к эвакуации в Китай, в Харбин. В Харбин эвакуировали все семьи советских командированных корейцев. Детей  школьников определили   в школу при управлении Китайской Чаньчуньской Железной Дороги, в ней уже учились дети советских специалистов из СССР. Т.к. мы приехали в Харбин в конце октября, то для нас организовали параллельные классы с горячим питанием. Нас окружили заботой и вниманием. Все преподаватели в школе были откомандированы от министерства образования СССР для работы в Китае, программа обучения была такой же, как и во всём СССР. Все те из наших родителей, кто имел образование преподавателей, пошли работать в школу. Наша Нина Петровна тоже работала в школе, она ведь закончила филологический факультет Харьковского университета.

В апреле 1951 года Нина Петровна родила  сына Славу, но он был от рождения очень слабеньким ребёнком. Поэтому было решено с ребёнком и его старшим братом Игорем выехать к отцу в Корею. Там же Славе отметили год – у корейцев первый год отмечают, а все остальные дни рождения – по желанию и своим возможностям. Осенью 1952 года на учёбу в Союз должна была уезжать третья дочь Нэлла. Мы уговорили отца, чтобы он разрешил нам поездку в Корею к нему. Получив добро, мы выехали через Мукден в Корею. И только поэтому мы  увиделись с папой в последний раз. Нина Петровна вернулась в Харбин с мальчиками  весной 1953 года, т.к. Игорь должен был пойти в школу. А трагедия с отцом случилась в июле 2 числа.

С утра 3 июля к нам пришел уполномоченный, который занимался всеми  бытовыми вопросами эвакуированных семей и имел прямую телефонную связь с Кореей. Он сообщил Нине Петровне, что ей нужно срочно выехать в Корею по очень важному делу. Приехав в Пхеньян, она узнала, что её муж Хо Га И покончил жизнь самоубийством. Нина Петровна, естественно, попросила о встрече с Ким Ир Сеном, в которой ей было отказано без объяснения причин. Это было очень странно! Ей не дали даже возможности поговорить с адъютантами, личной охраной, медсестрой, связистом, шоферами. Они очень хорошо знали её, по-человечески хорошо с ней общались, когда она жила там с детьми. Люди, которые её встретили, на все вопросы «как, когда и каким образом?»  отвечали, что они ничего не знают. Не сообщили отцу Цой П.И. (Че Пхе Док), что приехала его дочь и жена Хо Га И. Где похоронили, где медицинское освидетельствование, если оно вообще было – на это Нина Петровна ответов не получила, но ей было настоятельно рекомендовано уехать к семье в Харбин. И по сей день мы ничего об этом не знаем.

Подробности случившегося мы узнали от отца Нины Петровны, когда он вынужден был срочно покинуть  Корею. Но позвольте, ведь он был не просто рядовой гражданин КНДР, а командующий бронетанковыми войсками КНА и по сути своей советский гражданин,  направленный на работу в  Корею Министерством Обороны СССР в качестве советника – танкиста, боевой полковник,  награждённый боевыми орденами  СССР, участник ВОВ с первых дней войны. Это творился полный беспредел!  Цой П.И., позвонил Ким Ир Сену после того, как ему сообщили о «самоубийстве» зятя – Хо Га И. Естественно вопросы были заданы самые неудобные: почему всё спешно убрали, похоронили, замели все следы? Что Хо Га И не имел родственников, которые хотели бы всё увидеть своими глазами?   А так как вопросы сами по себе очень неудобные и требовали конкретных ответов, то лучший способ – не отвечать никак. После того как Цой не получил ответы на поставленные вопросы, он и сказал Ким Ир Сену, что это расправа над неугодным, т.е. неприкрытое  п о л и т и ч е с к о е   у б и й с т в о, которое было совершено с его, Ким Ир Сена, молчаливого согласия.  При этом разговоре присутствовали все советники-танкисты, поэтому они сочли за благо ночью перевезти Цоя через китайскую границу, посадить  в поезд до Харбина и дать нам телеграмму. Несколько  дней Петр Иванович отмалчивался, а потом и рассказал, всё, что с ним произошло. В Консульском отделе Посольства СССР в Китае мы оформили документы на выезд в Москву.

В  Москве Нина Петровна обратилась в МИД с вопросами по нашему делу, но ей ответил чиновник, который курировал Корею, что нам  до лучших времён надо забыть и нигде не упоминать про то, что мы семья того Хегая Алексея Ивановича, который работал в Корее как Хо Га И. Вот так канул человек в лету – как бы был и в то же время нет его, потому что человека помнят по его фамилии, по делам его, по памяти людской.

Нужно отдать должное, что действительно время лечит.  Жизнь идёт своим чередом,  проза жизни, как говориться.   В декабре 1954 года вторая дочь Гера окончила Ленинградский плановый институт, а третья дочь Нэлла ещё училась в Ленинградском политехническом институте. Но КНДР лишила их стипендии, т.е. практически оставило их без средств  к существованию. Я окончила девятый класс в Москве и уехала в Свердловск жить с Герой, которая начала работать. В Свердловске я закончила десятый класс, поступила в строительный техникум, который окончила в 1958 г. Пошла работать в проектный институт Узгипротяжмаш, а затем в Уралгипроруду. Братишки тоже проектировщики: Игорь – механик, Слава – архитектор. Даже они уже пенсионеры, но работают.  Вот я сейчас подумала,  наверное, наше счастье, что вернулись мы в августе 1953 года, а то узнали бы про «Архипелаг ГУЛАГ» не по книгам А.И.Солженицына. Дело в том, что в КНДР Хегай А.И. объявлен как враг народа. Идеология в КНДР была и есть по сей день как в бывшем СССР во времена Сталина. На наше счастье сия чаша нас миновала – был август 1953 года.

Часть третья.  НЕКОТОРЫЕ  ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ,   НА    ТЕМУ. . .

Прожив большую часть своей жизни (мне сейчас 78 лет),  я думаю обо всём, что произошло с моим отцом и с другими людьми, которые по зову партии и  правительства  выполняли партийный интернациональный долг. А как же партия, правительство и государство ценило труд этих людей, как отвечало заботой  и вниманием к их семьям?  Почему родное государство, декларируя лозунг «Человек – это самое большое богатство страны и государства», просто наплевательски отнеслось к Хегаю и его детям? А осталось сирот пятеро: Гера, Нэлла, Лира и малолетние братья Игорь (7лет), Слава (2,5 года). Старшая сестра жила отдельно своей семьёй. Отец ведь уехал в Северную Корею по зову партии и он был и всегда оставался гражданином СССР. Почему эта партия не заинтересовалась причиной конфликта, «самоубийством», а ведь по сути своей это была травля и убийство гражданина СССР? Посольство было ведь в курсе сложившейся ситуации. Что, лес рубят – щепки летят?  А как же лозунг « дети за отца не отвечают»! Так вот я дочь Хегая ещё раз – говорю, что все годы после смерти отца НИКАКОЙ ПОМОЩИ НИ ОТ КОГО МЫ НЕ ПОЛУЧАЛИ! Всё чего мы в жизни добились так это не  п от о м у, ч т о  нам  помогали, а   и м е н н о   в о п р е к и   э т о м у!  Но как говорится за Державу-то обидно. Очень хорошие слова « НИЧТО НЕ ЗАБЫТО, НИКТО НЕ ЗАБЫТ». Но у нас так всегда  –  лозунг провозгласим, а исполнить его должен  чужой дядя  когда-нибудь. Давайте мы вернём имена наших родных незаслуженно преданных забвенью  их родным, близким, друзьям, знакомым и просто людям, чтобы  их вспомнили и знали про них. Что касается нас детей (уже осталось только трое – Лира, Игорь и Слава) и ещё многих внуков и правнуков Алексея Ивановича Хегай, то мы хотим установить место его захоронения и поклониться  праху его,  молча  побыть у могилы. Но как это сделать? Когда Ким Ир Сен праздновал свой день рождения, на который впервые были приглашены корейцы бывшего Советского Союза, мы попросили  навестить могилу нашей мамы Ли Анны Иннокентьевны зятя старшей дочери Хегая. Зятю старшей сестры было в этом отказано.  Что тут такого криминального усмотрели власти, они что уже и мертвых опасаются? Когда же КНДР откроется миру? Очень хочется, чтобы нынешнее руководство, наконец-то, пришло к разумному решению проблемы  объединения двух частей, двух государств на одном полуострове, нация-то одна.  Народ по обе стороны 38 параллели  должен объединиться, это же одна нация искусственно и насильно разделённая большой политикой после окончания второй мировой войны. Живём надеждой на скорейшее разрешение этого «гордиевого узла», хочется дожить и побывать на могиле отца.

Октябрь 2015 год. Москва.

***

Создатель бронетанковых войск Северной Кореи Цой Петр Иванович.

Цой Петр Иванович, полковник Советской Армии, танкист, кавалер многих орденов и медалей Советского Союза, воевал на Халхинголе с японцами, участник боев с белофинами, провоевал всю Отечественную войну 1941-45гг.,  имел легкие  и тяжелые ранения и вновь возвращался  в строй,  и всё-таки дошел до Берлина, и встретил Победу в 1945г. в боевом строю в своём полку. И это удивительно ещё и потому, что всё это случилось с корейцем по национальности. Он был одним из немногих советских корейцев–офицеров, уцелевших в годы массового террора 1937 – 39гг. В 1938 году Цой П.И. был арестован и провел 11 месяцев в тюрьме, подвергался пыткам, но так и не оговорил себя, что является «агентом японской разведки». В Северную Корею он прибыл в чине подполковника Советской Армии. С ним приехали жена Евгения Павловна, три дочери и малолетний сын. Старшая его дочь Цой Нина Петровна стала второй женой Хегай А.И.. Она окончила филологический факультет Харьковского университета. Хегай знал Цой Петра Ивановича с очень давних времён, с начала 20-х г. П.И. Цой, приехавший в Северную Корею как военный советник-танкист, не собирался переходить на службу  в  Корейскую  народную армию. Но, как было известно многим, Хегай обладал даром убеждать людей не голословно, а хорошо аргументируя свои взгляды. По зрелому размышлению и взвесив всё, Цой  принял решение: быть тому – надо оказать помощь исторической Родине. Это ведь были настоящие коммунисты: долг превыше всего! Так он стал офицером КНА и принял на себя командование зарождающихся бронетанковых сил республики. Конечно, это был коллективный труд всех советских военных советников – офицеров, прошедших трудные дороги  Великой Отечественной Войны, вобравшие в себя  весь горький опыт первых дней войны, мучительные поиски решений насущных проблем танковых частей и их оснащения боевой первоклассной и мощной техникой. Весь этот опыт и сослужил хорошую им службу в организации бронетанковой армии Северной Кореи. Честь и Слава военным советникам всех родов войск, многих  из которых военная судьба перекинула сразу же  после дня Победы в Северную Корею. Их семьи уже встречались с мужьями-отцами в незнакомой Корее. Было принято решение о создании бронетанковых войск в составе КНА. Оставалось дело за малым: приступить к решению поставленной задачи. Это были очень напряжённые дни, а иногда и ночи, семьи опять оказались на втором и третьем месте. Немного им было легче лишь только от мысли, что их мужья-отцы  не на войне. Семьи советников –танкистов, жили компактно в военном городке за рекой Тядонган в Пхеньяне. В результате титанического труда огромного коллектива  родилось их детище – бронетанковая армия : вся техника, естественно была советской, а экипажи танков, механиков обучали из призывников – корейцев. Просто надо отдать должное «ученикам-призывникам» – энтузиазм бил через край: учились все с большой охотой, всех приводила  в трепет мысль – мы будем первыми  танкистами в Корее, а за нами придут другие, мы укрепим наше государство, больше никто не посмеет нас захватывать, потому что мы теперь имеем ещё и танковую армию. И вот наступило время показать плоды титанических усилий коллективного труда. Было принято правительственное решение на первомайском параде в честь 1 Мая  впервые в истории вывести на парад танки и показать всю силу и мощь этой новой для всех армии. Решить-то решили, а как перегнать всю технику по «хлипкому» мосту,  совершенно не приспособленному для тяжёлой техники? И всю ночь жители прилегающих к мосту районов не сомкнули глаз : это по мосту перегоняли танки. Причем это выглядело таким образом – танк начинал движение по мосту в «гордом» одиночестве под бдительными взорами всех высших чинов – танкистов и даже самого командующего. Один танк прошёл через мост и только потом начинал движение второй и т.д. Наступило утро парада. На привокзальной площади выстроились войска, принимающие участие в параде, правительственные трибуны заполнены, гостевые также забиты до отказа, вокруг площади море народа. Проходят полки всех родов войск, проходит техника. Репродукторы объявляют – на площадь впервые выходит соединение вновь созданной танковой армии. Площадь взорвалась криками  «мансе»(ура)!  Это просто надо было видеть! Сплошное море ликующего народа!  Танки ушли к себе  за реку Тядонган, а представители городского коммунального хозяйства схватились за голову. Дорожное покрытие не выдержало такой нагрузки, хотя  на парад вышла  не вся техника. Покрытие моста восстанавливали заново, та часть  покрытия площади, где танки производили поворот под 90⁰ и уходили с праздника, была разворочена основательно.  Но это мелочи жизни  –  самое главное танковая армия у народа есть, сумели вырастить свои людские кадры, обучить молодых людей военным специальностям. Это была победа. Цой П.И. и советские советники проделали огромную работу, вложили много сил, ума, души в своё детище, но зато сколько было радости и счастья на их лицах. Многих представили к высшим правительственным наградам, не забыты были и специалисты среднего звена. Вот так в трудах и заботах  жил Цой П.И. Потом грянула эта война 1950-53гг.  Семьи военных советников выехали в Советский  Союз. Семья Цой П.И. поехала в Каз. ССР в город Кзыл-Орда, где у Цоя жила сестрёнка с семьёй. Семье Цоя П.И. военкомат выделил 2-х комнатную квартиру с удобствами во дворе, это считалось, что они получили хоромы, т.к. люди вообще-то жили в послевоенном заштатном городе в мазанках и хибарах.

Потом в КНДР случилась эта трагедия с зятем П.И. Цоя  Хо Га И. После так называемого «самоубийства» зятя, с которым он расстался буквально часов 8-10 тому назад, естественной реакцией Цоя была бы встреча  Ким Ир Сеном. Когда же ему в этой встрече было отказано, он просто воспользовался своим правом напрямую соединиться с «хозяином», т.к. имел  как командующий бронетанковыми войсками  прямой телефон. Весь разговор с первым лицом государства происходил в присутствии военных советников Советской Армии. Разговор был на повышенных тонах и очень резким. Закончился он тем, что Цой  сказал по телефону  – он подаёт рапорт об отставке. Присутствовавшие советники посовещались и решили немедленно в ночь переправить Цоя через китайскую границу в г. Харбин, где была в это время в эвакуации семья Хегая, т.е. к его старшей дочери. Этот разговор прилюдный не прошёл бы для Цоя П.И. без последствий. Как всё это делается советники знали не по рассказам, а на своих судьбах, и поэтому они настояли на немедленном отъезде Цоя. Заметим кстати, что северокорейские руководители, в том числе и сам Ким Ир Сен, в первые же дни после гибели Хо Га И неоднократно ставили перед советскими дипломатами вопрос об отзыве Цоя. Об этом  Ким Ир Сен говорил поверенному в делах Суздалеву С.П. 6 июля. На следующий день Пак Чан Ок (давний недоброжелатель Хо Га И, который сам впоследствии попал под эту же репрессивную машину чистки), объяснил причины этой спешки. Он сказал, что «Цоя было бы желательно отозвать в СССР, поскольку он после самоубийства его зятя не сможет поддерживать нормальные взаимоотношения с Ким Ир Сеном. Уже сейчас, сказал Пак, Цой не проявляет лояльности по отношению к Ким Ир Сену, делает необоснованные заявления о причинах самоубийства Хегая (весьма прозрачный намёк на то, что П.И. Цой обвиняет Ким Ир Сена в организации этого убийства). Ни у кого в этом и не было сомнения, кто знал Хегая, который всегда говорил,  что в жизни нет безвыходных положений просто не надо поддаваться панике и всё разложить по «полочкам», а там глядишь и выход сам напрашивается. Но и Ким Ир Сен и Пак Чан Ок  опоздали со своими дипломатическими «ходами» в посольство, т.к. Цой  уже был в Харбине и очень тяжело переживал гибель своего соратника, друга-зятя, единомышленника и просто хорошего человека. Он в те дни не мог ни с кем разговаривать. Я тогда тоже находилась в Харбине, все это происходило на моих глазах. Затем мы оформили документы в советском консульстве в Харбине на въезд в СССР. По прибытии в Москву в июле 1953 года Цоц П.И  подал  рапорт о том, что хочет пройти курс обучения  в бронетанковой  академии. Просьба его была удовлетворена и он стал слушателем академии. Жили мы тогда на частных квартирах, переезжали с места на место. По окончании академии  Цой П.И. ещё служил, а затем вышел в отставку. Жил в окружении семьи: детей и  их семей, души не чаял во внуках. Умер в 1973 году, похоронив старшую свою дочь Нину (она умерла в 1972г., прожив всего 50 лет). Жена Цоя  пережила мужа только на  2 года.

***

Ссылки по теме:

Андрей Ланьков. Хо Га И: очерк жизни и деятельности

Андрей Ланьков. Хо Га И: очерк жизни и деятельности (окончание)