ЦОЙ Валерия Валентиновна - балерина театра Мориса Бежара
ЦОЙ Валерия Валентиновна
Балерина.
Родилась 5 февраля 1963 года в Москве.
По окончании Московского художественного училища (педагог Л.С. Литавкина) с 1981 года — в Московском классическом балете.
С 1993 года — ведущая солистка труппы М. Бежара.
Снималась в телеэкранизациях балетов: "Весна священная"
(1990), "Ромео и Джульетта" (1992), "Звезды русского балета" (1994).
С 1995 по 1997 Валерия Цой- прима-балерина Земперопер г.Дрезден.
В 1997 году прима-балерина Шотландского национального балета.
С 1997 по 2004 прима-балерина театра оперы и балета г.Магдебурга (Германия).
С 2004г. педагог классического танца в театральной балетной школе г.Магдебурга.
Театральные работы
Партии:
* Хлоя ("Дафнис и Хлоя"), Джульетта, Ева;
* Избранница ("Весна священная"), Жизель, Золушка;
Фильмография и список ТВ-
, кино проектов, в которых принимала участие или участвует сегодня актриса Валерия Цой, включает порядка 3 работ. Среди фильмов, ТВ-шоу и передач актрисы, на которые стоит обратить внимание, можно выделить: Бродяги Севера (1983), Дымка (1985) и Пришла и говорю (1985). Валерия Цой появляется в фильмах и тв-шоу в качестве актрисы, начиная с 1983 по 1985 годы. Первые фильмы и ТВ-шоу с участием актрисы: Бродяги Севера (1983). Последние на сегодняшний день фильмы и проекты, где задействована актриса Валерия Цой - это Дымка (1985).
Валерия ЦОЙ – БАЛЕРИНА ДЛЯ МОРИСА БЕЖАРА
Это моя дочь. Сейчас я попробую восстановить тот необычайный взлет девочки из окраинной коммуналки, дочери безнадежных инженеров, в примы Балета великого Мориса Бежара.
Поселок Сетунь на юго-западе Москвы, где мы тогда жили, был типичной рабочей окраиной. Железная дорога рассекала её пополам: по одну сторону громадный завод – почтовый ящик, по другую - поселок. На заводе и в поселке властвовали трудовые династии рабочих и начальников. И каждому народившемуся сетуньцу было предопределено место в поселке и за железной дорогой. Вырваться из этих традиций и не мыслилось.
Но уже шли 60-е годы.
Однажды к жене забежала соседка: «Знаешь, есть такое балетное училище при Большом театре, давай отдадим туда своих детей, возить будем по очереди, удобно»60-е годы – это ещё и время больших ожиданий от наших детей и массового психоза родителей. В свое время под натиском родителей («учиться, учиться, учиться») – они стали всего лишь бедными инженерами и теперь, уверовав, что только спортсмены могут что-то увидеть и привезти, толпами тащили своих несчастных чад в бассейн, на фигурное катание, хоккей и т.д.
Мы свою водили на художественную гимнастику и в класс фортепьяно.
Мечтал ли я о дочери-балерине? Да нет. Ну, прыгала она тогда, твист модный вертела, подражая нам двадцатипятилетним, ну, были разговоры о танцах, думал, когда-нибудь, после 5-7 класса, когда можно будет отпускать одну, свожу к Локтеву, или ещё куда. Есть же какие-нибудь танцевальные техникумы…
Впрочем, и она не особенно мечтала. Во всяком случае, уже будучи взрослой, на пресс-конференции, на вопрос – как вы стали балериной, она высказалась: «Когда меня возили на вступительные туры, я думала, что поступаю в цирковое училище; Л.Касаткина (главный режиссер) повернулась и с интересом посмотрела на меня – что это я несу, как буду выкручиваться, но, оказывается, я стала балериной. И ничуть об этом не жалею.
Мы решили – давай попробуем, ну, не получится – не надо. Ничего не теряем. И началось великое противостояние. Чтобы попасть туда, надо было выдержать три тура.
Первый – общефизический.
Второй – медицинский.
Третий – профессиональный.
Конкурса не было. Был тщательный отбор профпригодных. Таких, из более тысячи поступавших, оказалось 17.
Я взял отпуск на две недели, одел дочь в вискозное платьице, с медицинской картой и легким сердцем поехали в Москву, поступать с Московское академическое хореографическое училище (МАХУ). Оно находилось на 2-ой Фрунзенской, в прекрасном специализированном комплексе зданий. Чтобы добраться, сначала надо было проехать две остановки на автобусе до Сетуни, далее на электричке до Филей, потом на метро с пересадкой на Библиотеке им.Ленина до Фрунзенской и там ещё три перекрестка. Лере только что исполнилось 9 лет. Дорога – самое страшное во всей этой затее. И мы ещё не представляли полностью насколько. Потом, как наиболее способная, она была занята почти во всех постановках училища. Это значит с 9 до 17 часов – занятия, с 18 до конца – репетиции, спектакли, концерты. Возвращаться приходилось поздно ночью, когда и автобусы не ходят, холодно и вообще просто жутко. Дойдет до дома – «Ничего не хочу. Спать, спать…».
Первый тур.
В холле МАХУ полно детей и родителей. Почему-то запомнились красивые армянские дети (их большая группа), такие округлые ангелочки с огромными глазами в пышных нарядах. Здесь же их родители, располневшие красавицы и красавцы. Но мы все объединены одной тревогой – не знаем, что будут спрашивать, к чему готовить детей, а тут ещё оказывается нужны «подъем», «шаг», «выворотность» - что это? Как показать? И т.д.
Детей раздевают до трусов и маек и, построив парами, уводят. Смотреть жалко, как они послушно топчутся и робко оглядываются, ища поддержки у мам и пап.
Оценивают общее сложение, природные данные, ритмичность, музыкальный слух, способность спеть песню выразительно. «Ты что спела, Лера?» - «Мы шли под грохот канонады» и «смерти смотрели в лицо». Результаты через два дня, в списках на доске объявлений.
Лера проходит.
Второй тур.
Осталось сразу, примерно, две трети. С сожалением отмечаю, что не видно полных красавиц. Врачи прощупывают каждую косточку – сколиоз? Плоскостопие? Осанка?
Лера проходит.
И тут я не выдерживаю, начинаю заводиться, мне уже не безразлично все это, я начинаю оглядывать детей, тех немногих, которые остались. Нет ничего особенного, обычные ушастые второклассники, разве что все тоненькие.
Третий тур.
Мы едем все в том же, вискозном беленьком платьице. Вот опять, построившись по двое, дети уходят на последнее испытание. Мы, родители, одни и уже знакомые друг с другом обсуждаем ситуацию. Вот тебе на! Оказывается, на третий тур готовят специальный номер, шьют костюмы, репетируют месяцами с балетмейстером. Кто твист, кто «барыню», кто чарльстон. Здесь надо показать все, на что способен. Я ничего не знал, ничего не готовил. Это провал. Что она там делает, несмышленыш?
- Лера, а что ты показала?
- Я? Вальсовый шаг, я просто покружилась перед ними.
Ну и ладно. Умница, не растерялась. Вальсовый шаг – это она подхватила из хореографии на художественной гимнастике. Было жаль, конечно, что так простовато отнеслись, ведь мы могли и твист ого – как сбацать. Ах, ты незадача. Ведь самое главное – это первые туры – есть ли у тебя данные. Если бы только знали!
Результаты тура и экзаменов в целом станут известны через неделю. А пока мы по-быстрому собрали и отправили Леру в лагерь. Как все молодые семьи инженеров, дачи не имели, детей летом отправляли в пионерский лагерь. Я сам в них провел всю школу, со 2-го класса. Институт лагерей – как любое общественное воспитание – не для слабых, не для индивидуальностей. Здесь, с одной стороны надо быть, как все, а с другой – сильнее ближнего. Так удобнее для вожатых, и только в этом случае тебя не будут держат за изгоя, дурачка, новенького и т.д.
Дочь ездила два раза в лагерь. И этого было достаточно, чтобы наотрез отказаться, когда ей предложили однажды как одной из лучших учениц, от путевки в «Артек». А ведь Артек и Кремлевская елка – предел мечтаний пионерии.
Лера набрала 46 баллов. Это не максимальная сумма, но проходная. Вместе с ней поступили сын и дочь Лиепы, внук Моисеева, внучка Непорожнего (министра электрификации), внучка Фурцевой и др.
Вот так дочь инженеров вступила в балет.
В кого это она? Перебирая родословные свою и жены, вспомнил, что моя мать была артисткой. Обычной артисткой разговорного жанра в республиканской филармонии. Разъезжала по Казахстану, несла нелегкий крест провинциальной актрисы. Вот это и все. Со стороны жены – отец тоже инженер (причем высочайшего класса, окончивший МВТУ им. Бауман до войны работавший у Форда в США и т.д.), мать – простая смоленская медсестра в поликлинике. А глубже копнуть – тоже ничего рядом с искусством. И природные данные, как оказалось у неё недостаточные – и подъем низковат, выворотность недостаточная, признаки сколиоза и т.д. Но, видимо, было что-то ещё главное, что разглядели опытные педагоги среди именитых и идеальных фигур.
Семь лет проучилась Лера в МАХУ. У неё нет детства, сетовали знакомые – ни поесть, ни погулять. А что она видит? Так и будет всю жизнь у станка «мордоваться», ни на день расслабиться нельзя, даже в отпуске.
Действительно, времени свободного у неё не было. Помимо общеобразовательных предметов преподавали ещё фортепьяно, классику, народно-характерный танец, ритмику, дыхание и др. Занятия шли целый день с перерывом на обед. И потом – репетиции, спектакли. Домашнее задание часто делала за кулисами, в ожидании выхода. У неё одно время хорошо шло фортепьяно – абсолютный слух, память, быстрые пальцы. Ей предлагали даже серьезно остановиться на музыке. Да где уж там, с этим галопом! И, конечно, качество знаний страдало. Но тем не менее мальчишки занимали места в математических районных олимпиадах. «С ними интересно работать» - говорила на родительском собрании учительница литературы.
С другой стороны, в школе царили жесткие нравы, основанные на праве сильного (тоже общественное воспитание), усугубленные социальным неравенством. Как-то, помню, избили дочку И.Смоктуновского – слишком независимо повела себя новенькая. И он пришел, большой, как медведь, разводил руками возмущенно: «Как же можно – бить девочку!» А они – пакостники – смотрели невинными глазами, пряча ухмылку. Для них не существовало ни жалости, ни авторитетов. Впрочем, это скорее издержки возраста, чем школы. Не надо забывать, что Лера была «нацменкой», не как все. Утверждать себя ей быловдвое трудней, надо было пройти и через «китайку», и рожицы раскосые, и просто физическое насилие. Приходила и в слезах, и с молчаливой затаенной обидой. Н не помню отчаяния и злости. Однажды выходила из дома, в подъезде двое пацанов её возраста. Я впереди, она сзади, что-то задержалась, слышу – возня какая-то. Я назад, но она уже догоняет.
- Что там, Лера?
- Да ну, малышня. Мальчишка один поднимается с пола, другой кривится от боли. Это уроки школы балета. Балерины росли крепкими девчонками. Баба Оля, инженер-сантехник, которой тоже довелось возиться с внучкой, называла Лерины руки газовыми трубами, такие они крепкие. Конечно у неё было необычное детство: не было места играм во дворе, спорту, закадычным подружкам с бесконечной болтовней по телефону и т.д. В Воскресенье она любила залезть с ногами на диван, включить телевизор и вязать. А ещё, совсем в детстве, она писала стихи:
Приближается зима
Наступили холода
И глядят-глядят метели
- Нет ли где малельшей щели.
Она считала, что «малельшей» правильнее. Или вот мне, на 23 февраля:
… и выходит на парад
Папа первый кандидат.
Любят взрослые его
Слушаются дети.
А про папу моего
Пишется в газете…
(Я участвовал в параде физкультурников, первый кандидат наук среди друзей). Были и кризисные моменты. Где-то в 5 классе, когда девочки резко меняются физически, вдруг не пошла классика. И опять выручило трудолюбие. Закусив губу от обиды, истязала себя на станке. На выпускных экзаменах она была среди лучших. На распределении ей предложили несколько вариантов, в том числе и ГАБТ. Мы, переполненные тщеславием, что она уж, понятно, выберет Большой. Ну и ладно, что кордебалет, поработает, подрастет (как у инженеров делается), там видно будет. Зато – балерина Большого театра! Имя на весь мир. Да и гастроли у них постоянные, повидает, навезет. Нет. Она выбирает «Московский классический балет». Солистка. «Ты знаешь, пап, в Большом мне не прорваться. Уйдут года. А здесь мне дают роль. Я сразу начну набирать».
10 лет проработала Лера в классическом балете под руководством Л.Касаткиной и В.Васильева. Искреннее им спасибо за то, что увидели, взяли, вырастили.
За эти годы были сыграны заглавные партии в «Жизели», «Ромео и Джульетте», «Золушке», «Весне священной», «Сотворении Мира» и др. Она объездила почти весь мир – США, Италия, Франция, Испания, Голландия, Финляндия, Англия, Индия, Япония, Китай, Алжир, Турция, Египет… Даже Тайвань, хотя с этим государством у нас не было дипломатических отношений, но её пригласили в состав международной балетной труппы для гастролей.
Когда-то, в начале века, мой дед Цой Петр Семенович (Цой Зя Хен) юнгой совершил переход на корабле Российского флота из Владивостока в Санкт-Петербург. В каждой стране он брал по монетке на память. Ия хорошо помню этот холщовый мешочек с диковинными монетами, который долго хранила бабушка. Так я попросил Леру из каждой поездки привозить монетку. У меня их уже две горсти.
Конечно же я испытал глубокий родительский восторг и волнение. Каждый раз, когда в громадном переполненном Дворце Съездов в абсолютной тишине, с колосников, из поднебесья, я слышу: «… партию … исполняет Валерия Цой» - от страха у меня начинает отваливаться челюсть и я медленно сползаю под кресло. И потом тоже: когда она, бедная, прогнувшись в арабеске, на вытянутой дрожащей руке едва удерживает равновесие, или в бешенной карусели фуэте предательски уходит влево и влево, или взлетает вверх в изощренной поддержке, я вижу, как сверх напрягаются руки партнера; или, когда дирижер-истязатель не снижает темпа, хотя прекрасно видит, что ещё чуть-чуть и она не успеет…
Зато потом, когда весь Дворец рукоплещет и кричит «Браво!», мне хочется, подобно той лягушке-путешественнице, вскочить и заорать во весь голос: Это я, я придумал!».
А вот как, например, оценили строгие профессионалы её Жизель («Советский балет», №5, 1991г.): ребячье очертание фигурки, своеобразное модельянивское лицо, ломкость тоненьких рук, пленительная безыскусность в чуть небрежных остановках, естественной походке… и, как оправа IV позиция – милый штрих, оттеняющий простоту и естественность сольного танца…»
В 21 год Лера вышла замуж. За своего же коллегу из театра, танцора в 4-м поколении Андрея Тихомирнова. В отличие от Леры у него балет в генах. Но насколько она предана своему делу, настолько ему все это обрыдло. Нет, он тоже занят во всех спектаклях, высокого роста, с прекрасными данными, к балету он относиться как к работе, которой зарабатывает на хлеб. Самый любимый у него спектакль «Жизель», где играет друга Альберта: «Ходишь, понимаешь, вальяжно со шпагой, не надо прыгать, ломаться».
В 1983 году Леру приглашают в театр Мориса Бежара. Морис Бежар – это классик современной хореографии. Как Баланчин, Петипа, Мессерер. В отличие от них, правда, - живой. Работать у Бежара – быть на вершине балетного Олимпа. В Лозанне, в Швейцарии у него театр, студия, школа. Здесь работают артисты со всего мира.
Лера попала к Бежару заочно, после просмотра видеозаписи. Говорят, это всего второй случай в истории.
… Однажды прекрасным августовским днем раздался телефонный звонок и очень вежливый голос спросил: «Не будет ли так любезна Валерия Цой, заключить контракт с Театром Мориса Бежара?». Андрей, который взял трубку, чуть не поперхнулся и затараторил: «Конечно-конечно, будем-будем, согласны…». Они поехали вдвоем, сняли квартиру с прекрасным видом. Андрей, конечно же, приобрел автомобиль, правда, жалуется, что все рядом, ездить некуда.
В 1994 году в Вероне, на родине Монтекки и Капулетти состоялся Международный фестиваль спектаклей «Ромео и Джульетта». Московский театр балет пригласил Леру принять участие в составе их труппы. И она, выкроив несколько дней рванула, проскочив с Андреем на машине пол-Европы. Тут Андрей отвел душу на транс-европейских хай-вэях. День репетиций, объятий с подругами, а назавтра Верона рукоплескала корейской девочке – лучшей Джульетте.
- Я как-то спросил её: «Ты Сетунь вспоминаешь?» - Нет – жестко ответила она, - не вспоминаю, но помню.»
Вспоминают её на Сетуни. Воспитательницы, учителя, мои сослуживцы.
Я все также работаю на заводе за железной дорогой.
Валентин Цой.
г. Москва.