ХАН Валерий Сергеевич
Хан Валерий Сергеевич — заместитель директора и ведущий научный сотрудник Института истории АН РУз. Окончил философский факультет и аспирантуру МГУ. Кандидат философских наук, доцент. Область научных интересов — философия, социология, этнология и корееведение. Работал в Таш ГЭУ, ИПК при ТашГУ, УНЦ АН РУз, университете Хосо (Корея). Автор 80 научных трудов, опубликованных в различных странах мира на русском, узбекском, английском, корейском и японском языках. Выступал с докладами на более чем 40 международных конференциях в Узбекистане, Казахстане, Кыргызстане, Армении, Украине, России, Турции, Индии, Венгрии, Германии, Франции, Корее, США и Новой Зеландии. Участник национальных (ГКНТ РУз) и международных проектов (Корея, Европа, США). Член редколлегии научных журналов в Казахстане, Индии и Корее.
Хан В. С. «Корё сарам: кто мы?» - https://koryo-saram.ru/han-v-s-koryo-saram-kto-my/
*****
Ученые Юн Сан Вон и Валерий Хан
https://koryo-saram.ru/uchenye-yun-san-von-i-valerij-han/
17 октября 2014 • 676 просм. • Комментариик записи Ученые Юн Сан Вон и Валерий Хан отключены
Корё сарам, Персона • Хан В. С., Юн Сан Вон
Юн Сан Вон и Валерий Хан, ведущие ученые по истории корё сарам. Сеул, Мёнсандон, 14 октября 2014 года
Моя судьба, в связи с работой над сайтом «Корё сарам», складывается из очень интересных встреч, знакомств, часто, переходящие в дружбу. Начало этому положил Валерий Сергеевич Хан. Так случилось в этот раз с профессором Юн Сан Воном, исполнительным директором Секретариата Оргкомитета по празднованию 150-летнего проживания корейцев в России. Реальное знакомство с профессором произошло еще в феврале 2014 года, когда он вместе с профессором Хон Ун Хо и к.и.н. Жанной Григорьевной Сон приезжали в Ташкент. Первая встреча тоже была насыщенной, но она была первая, поэтому только предполагала дальнейшую взаимосвязь. Встреча же в Сеуле, после интенсивной подготовительной переписки по конференции и Круглого стола, стала поистине дружественной. Я видел какую огромную работу проводил профессор Юн Сан Вон по организации мероприятий, при этом, не оставлял без внимания любой наш вопрос, что вызывало самое теплое чувство. Конечно, мы старались не докучать его, а помогать в меру понимания ситуации. До последней минуты моего пребывания в Корее он был со мной — это было здорово и одновременно грустно. Прощаясь, мы твердо были уверены в том, что наши дороги обязательно пересекутся.
*****
Коре ильбо №8-9, 2002 г.
КОРЕЙСКОЕ МЕЖДУНАРОДНОЕ СООБЩЕСТВО: УТОПИЯ ИЛИ ПЕРСПЕКТИВА?
В последнее время на страницах печати и на различного рода научных и иных конференциях, посвященных «корейской» проблематике, все чаще обсуждается вопрос взаимоотношений Республики Корея (а в перспективе и объединенной Кореи) с этническими корейцами, проживающими за пределами корейского полуострова, или так называемая проблема «международного корейского сообщества» (Global Korean Community). Тому есть ряд причин.
Во-первых, корейская иммиграция, имевшая место 150 лет и достигшая небывалого роста во второй половине XX века, привела к тому, что численность зарубежной корейской диаспоры к 2000 году достигла около 5,7 млн.человек, что составляет более 12% от населения Южной Кореи и около 23% от населения Северной Кореи. По данным министерства иностранных дел Республики Корея, корейцы сегодня проживают в 150 странах мира: в Китае – около 2 млн., в Северной Америке – более 1,6 млн., в Японии – более 700 тыс., в СНГ – около 500 тыс., из которых 70% проживают в Центральной Азии, прежде всего в Узбекистане и Казахстане, в Латинской Америке – около 100 тыс., в Европе – более 60 тыс., в Австралии и Новой Зеландии – около 45 тыс., в Юго-Восточной Азии – около 25 тыс., на Ближнем Востоке – около 12 тыс., в Африке – около 3 тыс. (данные 1995 г)
Рост корейской диаспоры в XX веке действительно впечатляет. В начале века за пределами Корейского полуострова проживало несколько сот тысяч корейцев. В 1995 году численность зарубежной диаспоры составляла чуть более 4,9 млн. человек. Спустя всего лишь 5 лет эта цифра увеличилась до 5,7 млн. человек. При таких масштабах миграции и росте численности диаспоры можно предположить, что в недалеком будущем численность корейцев за пределами полуострова окажется сопоставимой с населением Республики Корея или КНДР. Естественно, что столь стремительный рост зарубежной корейской диаспоры не может не вызывать повышенного к ней внимания со стороны Кореи. Это, в свою очередь, порождает проблему диалога Кореи и корейских диаспор мира.
До недавнего времени корейские диаспоры в различных странах были как бы «предоставлены сами себе» и не находились в поле зрения правительства и общественности Кореи. Вплоть до периода экономического расцвета Южная Корея, по понятным причинам, была поглощена решением своих проблем, и говорить о какой-либо стратегии корейского правительства по отношению к корейским диаспорам не приходилось, за исключением аспекта, связанного с противостоянием Северной Корее. С другой стороны, первые волны корейских иммигрантов – наиболее бедных слоев населения – не обладали достаточным потенциалом, чтобы выступить в качестве равноправных партнеров Кореи. А в качестве «бедных родственников» они не представляли для официальной Кореи интерес, тем более стратегический.
Ныне ситуация радикально изменилась.
Некогда «бедные родственники» упрочили свои позиции в странах своего проживания. Достаточно обратиться к примеру корейцев СССР, а ныне стран СНГ. В числе их представителей: крупные политики и члены правительств; руководители крупных промышленных, финансовых и сельскохозяйственных государственных и частных предприятий; известные, получившие международное признание тренеры и спортсмены, писатели, композиторы, художники, артисты эстрады, оперы и балета и т.д.
В других странах корейские диаспоры также достигли впечатляющих результатов. Так, в США за американскими корейцами, наряду с выходцами из Японии и Китая, закрепился статус «образцового меньшинства» (model minority). Возьмем, к примеру, получение образования в престижных американских университетах. Если выходцы из этих стран составляют лишь 2,4% от населения США, то количество обучающихся «азиатских американцев» в Гарвардском университете – 17,1% от общей численности студентов, в Калифорнийском университете Беркли – 27,3%, аналогичные цифры по Колумбийскому, Йельскому, Принстонскому университетам, Массачусетскому технологическому институту. Если взять сферу бизнеса, то по данным департамента иммиграции США, среди новых 17 новых иммигрантских групп корейцы имеют самый высокий рейтинг по созданию собственного самообеспечивающегося бизнеса.
Республика Корея в результате, так называемого «корейского экономического чуда» ныне занимает 11-12 место в экономической иерархии мира и вплотную приблизилась к клубу самых богатых стран планеты. Однако её политическое и культурное влияние в мире не соответствует экономическому положению страны. Вполне естественно, что Корея будет стремиться упрочить свои геополитические позиции и свое политико-культурное влияние в мире. Один из путей – корейские диаспоры.
Обсуждая тему «корейского международного сообщества», необходимо различать два её аспекта.
Корейский этнос как мета-нация.
Первый аспект проблемы «корейского международного сообщества» связан с естественно-исторической эволюцией корейского этноса, который имеет два параметра: количественный и качественный. Количественный параметр связан с дисперсностью расселения корейцев по всему миру, а качественный – с тем, что, адаптируясь и ассимилируясь в иноэтнической среде, корейцы различных стран приобретают все больше черт, отличающих их друг от друга и трансформирующих их первоначальные этнические характеристики.
Условия образования и существования корейских диаспор в разных странах мира различны. Это: добровольная миграция и насильственная депортация; моно- и полиэтническое окружение; схожесть и разность культур; демократические и тоталитарные режимы и т.д.
Поэтому мы можем говорить о том, что корейские диаспоры имеют как общие, так и особенные черты.
С одной стороны, у нас много общего; антропологический тип, кухня, язык и т.д. С другой стороны, у нас не меньше различного: та же кухня, те же обычаи, тот же язык и т.д. Например, мы – корейцы Центральной Азии – отличны как от корейцев полуострова, так и корейцев других стран по языку, менталитету, ценностям, идеалам, мировоззрению, поведению, обычаям, традициям. Культурный генетический фонд центрально азиатских корейцев синтетичен, т.к. содержит в себе элементы корейской, русской, центрально азиатской и европейской культур.
Сравнивая корейские сообщества в различных странах, мы обнаруживаем наибольшее количество параллелей между корейцами СНГ и евро-американскими корейцами, особенно молодого поколения. Для тех и других характерны: существенная трансформация культурного генетического фонда (исходных этнических характеристик); протекание этого процесса в полиэтническом окружении, адаптация к культурам, существенно отличным от традиционно корейской культуры, и выход за рамки мононационального (восточного) сознания; высокий уровень ассимиляции; динамизм и интенсивность этих процессов; феномен «model minority».
Что касается Китая и Японии, где также имеются большие корейские диаспоры, от с оговорками мы можем сказать, что в этих странах процесс адаптации проходил в моноэтническом окружении. Корейская культура родственна китайской и японской. Кроме того, исторически сложные отношения между этими странами (дух соперничества, длительная аннексия территорий и т.д.) оставили отпечаток на особенностях корейской диаспоры в этих странах.
Степень различия между корейцами из Кореи и диаспорными корейцами столь велика, что может служить основанием для выделения новых этнических образований – китайских корейцев, японских корейцев, американских корейцев, евразийских корейцев или корейцев СНГ и так далее. Например, нам, корейцев Центральной Азии, легче порой понять психологию и поведение русского, грузина, узбека или казаха, чем корейца из Кореи. Василиса Прекрасная и Сван-дурачок из русской сказки, Ходжа Насреддин из среднеазиатского устного творчества, д’Артаньян из романов француза Александра Дюма, Айвенго из романа английского писателя Вальтера Скотта, персонажи братьев Гримм, Шарля Перро, Андерсена нам более знакомы и близки, нежели Чхун Чян или Хон Гиль Дон.
Широкая дисперсность расселения корейского этноса и увеличивающаяся дифференциация внутри него стали основанием для появления концепции «Корейского супер-этноса», неоднократно озвученной на ряде международных конференций российским философом, проф. Г.А. Югаем.
В этой концепции отражен тот факт, что по мере расселения корейцев по всему миру и по мере их ассимиляции в различных странах корейская идентичность начинает обретать различные формы и уже не может быть сведена к этническим характеристикам, получившим прописку на Корейском полуострове. Однако в рамках обсуждения концепции «супер этноса» неоднократно звучала критика самого понятия «супер этнос», поскольку приставка «супер» как бы выражает превосходство корейцев над другими этносами.
Данная критика мне представляется справедливой. Этнические общности и этносоциальные организмы могут иметь различные исторические формы, результатом эволюции которых стало образование наций как устойчивых этнических образований. Однако нация не является последней формой эволюции этнических общностей и этносоциальных организмов. Например, в федеративных государствах, таких, как бывший СССР или США, сформировались новые наднациональные общности (советский и американский народы), не сводимые к определенной нации, скажем, к русским или другим этносам. Наднациональный характер принимают и этносы, расселившиеся по всему миру и образовавшие крупные зарубежные диаспоры (евреи, армяне и др.). Например, армян за пределами Армении больше чем в самой стране. Сегодня можно говорить и формировании наднациональной корейской этнической общности (корейцы Севера + корейцы Юга + корейские зарубежные диаспоры). В перспективе, будучи сформированной в более или менее устойчивое образование, подобная общность могла бы знаменовать собой новую ступень мета-нации как совокупности культурно различающихся этнических групп, исторически принадлежащих к одной нации, н проживающих в разных государствах.
Термин «мета-нация» в качестве «рабочего» мне представляется более корректным, нежели «супер этнос». Во-первых, в нем отсутствуют какие-либо оттенки степеней превосходства. Во-вторых, в нем фиксируется новая форма общности, которая возникает после нации и носит над-национальный характер, в то время как как понятие «супер этнос» является абстрактным и расплывчатым. В известном смысле любая историческая форма может выступать как «супер этнос»: племя по отношению к роду, нация по отношению к народности и т.д. В-третьих, дисперсное расселение и ассимиляция в иноэтнической среде могут быть характерны для любых этнических общностей, например, цыган, не обладающих атрибутами нации. В этом смысле по отношению к ним также может быть применимо понятие «супер этнос», но не «мета-нация.
Главными признаками мета-нации являются:
- общие исторические этнически-государственные корни;
- наличие самой нации со всеми её атрибутами и, прежде всего, национального государства;
- высокий уровень миграции за пределы национального государства;
- образование за пределами национального государства общин, с одной стороны, интегрированных в новой среде, а с другой, - сохраняющих свою историко-культурную и генетическую идентичность;
- наличие этнического самосознания и следование в какой-то мере этнической традиции;
- наличие взаимосвязей и взаимоотношений между родственными этническими группами, придающих мета-нации черты устойчивого образования как общности.
Международное корейское общество
Второй аспект проблемы связан с интеграцией корейцев полуострова и корейских диаспор в нечто целое и устойчивое, что могло бы именоваться международным корейским сообществом (Global Korean Community). Эта тема сегодня начинает активно обсуждаться среди ученых и политиков. Показательными являются доклады на прошедшей в июне 2000 г. 11-й международной конференции корееведения в Академии корейских исследований – одном из ведущих научных центров Южной Кореи.
В докладе проф. Дженг Янг Хуна «Корейское международное сообщество и корейская идентичность» подчеркивается, что все корейцы должны объединиться в сообщество, и в этом он видит «стратегию национального выживания» и развития в век глобализации». Основой такого объединения южнокорейский профессор считает «этническую идентичность», которая включает не только объективные этнические характеристики, но и позитивные ощущения принадлежности к корейскому этносу. Если нет здоровой и сильной этнической идентичности у корейских диаспор, то и объединенное корейское сообщество будет слабым. В связи с этим профессор обеспокоен тем, что этническая идентичность зарубежных корейцев испытывает «серьезный кризис», особенно у представителей второго и третьего поколений, у которых ощущение родства с родиной предков становится все слабее.
Надо сказать, что подобный подход разделяется большинством южнокорейских ученых.
Сразу хочу отметить, что мое видение проблемы как представителя центрально-азиатской диаспоры отличается от вышеизложенного подхода.
Во-первых, международное корейское сообщество в глазах корейцев полуострова – это сообщество, основанное на принципе «одной крови», где доминантой является «корейская идентичность», что в конечном счете тождественно традиционной корейской культуре. И, конечно же, сообщество мыслится как нечто такое, что находится в сфере экономического, политического и культурного влияния Кореи. С моей точки зрения, если международное корейское сообщество и возможно, то только как демократическое образование, учитывающее не только интересы и позицию Кореи, но и зарубежных диаспор. Корейцы полуострова, как правило, акцентируют внимание на общих этнических истоках, на том, что «все мы – корейцы», забывая о том, что «все мы – разные корейцы» и представляем собой различающиеся этнические образования. Именно эти различия и создают предпосылки для трансформации нации в мета-нацию.
Таким образом, говоря «все мы – корейцы» по отношению к диаспорным корейцам, было бы нелишним выявить, а много ли в них так называемого «корейского», чтобы это могло служить достаточным критерием для такого подчеркивания. Может быть, это «корейское» не столь уж значительно у нынешних корейцев зарубежья, особенно у молодежи, интеллигенции, и имеет лишь внешний, а не внутренний характер? Иначе говоря, речь идет о том, что у различных социальных слоев корейской диаспоры совершенно разные степень и уровень проявления «корейских» начал.
Данная ситуация характерна не только для корейцев СНГ, но и для других диаспор, в частности, для корейцев США, особенно тех, кто родился в Америке. Приведу показательный пример. Однажды я познакомился с одним из таких корейцев, Эрнестом Чангом, выпускником Гарварда, приехавшим по линии Корпуса Мира в Ташкент. Первая наша встреча была случайной. Когда я спросил его, кореец ли он, Эрнест ответил, что он американец. На мое уточнение, является ли он американским корейцем (American Korean), Эрнест в свою очередь, уточнил, что он корейский американец (Korean American), тем самым подчеркнув, что в его самоидентификации самым важным является то, что он американец, и уж на втором плане его этнические корни. Как и у большинства нашей молодежи, познания Эрнеста в области корейского языка оставляли желать лучшего, хотя его родители – непосредственные выходцы из Кореи.
Кроме того, и это принципиально, для поколений корейцев, родившихся за пределами Корейского полуострова, «не корейское» (американское, русское, центрально-азиатское и т.д.) является не менее, а порой и более органичным, нежели «корейское». Ни один молодой американский кореец не согласится терять свое «американское Я», точно также, как и корейцы СНГ дорого его «евразийское Я».
Таким образом, обсуждая вопрос об идентификации корейцев, необходимо в одинаковой мере исходить из двух основополагающих фактов: из того, что нас объединяет, и из того, что нас различает. Иначе говоря, сутью будущего международного корейского сообщества должно быть единство в разнообразии.
Во-вторых, очень важно, чтобы взаимоотношения между диаспорами и Кореей строились на принципах, которые бы способствовали интегративным процессам, а не наоборот.
Принцип равноправия. В процессе строительства международного корейского сообщества не должно быть деления на «настоящих» (представителей полуострова) и «не настоящих» (диаспорных» корейцев. Подобное деление само по себе не верно, а в упомянутом контексте несет в себе оскорбительный смысл.
Принцип равноправия также подразумевает отсутствие политики дискриминации. Так недавно принятый в Южной Корее закон о правах диаспорных корейцев развел по разные стороны корейцев развитых стран – например, США, и стран с переходной экономикой (корейцев России, Центральной Азии и Китая). Конечно, в этом контексте выражение типа «мы все одной крови» из уст южнокорейских чинов выглядит по меньшей мере странным.
Принцип взаимоуважения. Часто диаспорные корейцы слышат упреки в том, что у них недостаточно «корейского», язык не тот, не те обычаи и т.д. Необходимо осознать, что особенности корейских диаспор – это реальность, и её надо воспринимать таковой. Мало того, с точки зрения диаспорных корейцев выход за рамки мононационального сознания – не недостаток, а достоинство. И здесь уже фраза «мы не такие» становится не проявлением комплекса неполноценности, а наоборот, чувства гордости и даже превосходства, поскольку позволяет причислять себя не к мононациональной, а к мировой культурной традиции. Надо отдавать себе отчет в том, что не будет взаимоуважением и толерантности – не будет и вожделенного корейского международного сообщества.
Принцип невмешательства. Ни для кого не секрет, что в предыдущие годы корейские посольства неоднократно вмешивались в дела корейских организаций СНГ, оказывая прямое давление на принятие тех или иных решений. К чему это привело? Только к реакции отторжения. Взаимоотношения Кореи и корейских диаспор должны строиться на принципах невмешательства.
Принцип взаимопомощи. Взаимопомощь должна базироваться на взаимообоюдных интересах. Когда корейцы из Кореи стали прибывать в страны СНГ, они были заинтересованы в налаживании выгодных связей, в продвижении своего бизнеса на новых рынках. Местные корейцы помогли им в этом. Теперь корейский бизнес в СНГ, и в частности, в Центральной Азии, имеет столь прочные позиции, что составляет в этом регионе достойную конкуренцию самым мощным державам мира. Что касается помощи из Кореи корейцам СНГ, то на протяжении десяти лет она в основном была направлена на поддержку очагов корейской культуры (корейских школ и курсов по изучению корейского языка, корейских СМИ, корейской эстрады и т.д.), поскольку это соответствует представлениям южнокорейцев о «корейской идентичности». Безусловно, помощь очагам корейской культуры нужна. Однако проблемы «корейской идентичности» не являются самыми актуальными для корейской диаспоры СНГ. Достаточно сделать самый простой опрос, чтобы убедиться в том, какие проблемы волнуют людей.
В-третьих, трансформация характеристик исходной этнической культуры и сознания вовсе не является кризисом в отрицательном смысле слова. Всякая этническая культура не стоит на одном месте. Она развивается, испытывает влияние других культур. Исключение составляет изоляционизм, характерный для Кореи до конца XIX века. Действительно, корейцы СНГ утеряли многое из культуры предков. Но они создали свою неповторимую культуру евразийских корейцев, которой могут по праву гордиться. Кризисом это можно назвать лишь с позиций пресловутой «корейской идентичности».
***
В заключение хотелось бы отметить следующее опасение. Формирование международного корейского сообщества – процесс непростой и весьма деликатный. Пытаясь избежать глобальной интернационализации и стандартизации и стремясь сохранить свою самобытную «идентичность», корейцы могут впасть в другую крайность – национализм, являющийся формой этноцентристского и мононационального сознания. Если учесть, что национализм достаточно распространен на Корейском полуострове, то его политизация и распространение под вполне благозвучным лозунгом «Global Korean Community» могут противопоставить корейские диаспоры инокорейскому этническому окружению в своих странах, что в свою очередь, обязательно негативно скажется и на международном корейском сообществе.
Валерий ХАН,
Ведущий научный сотрудник Института
Истории АН Республики Узбекистан