Летопись корейцев Узбекистана
5 апреля 2017 • Корё сарам • Виктория Ким, Петр Волков, Светлана Ким
О Виктории Ким, выпускнице двух магистратур, талантливой журналистке, исследователе КОРЕ САРАМ, истинной патриотке соотечественников, впервые создавшей мультимедийный документальный проект о корейцах Республики Узбекистан, наша газета подробно рассказала в прошлом номере. Сегодня познакомим читателей с самой работой Виктории.
Авторский текст, фотографии, живая речь
Проект Виктории Ким на английском языке под названием «Потерянные и найденные в Узбекистане: Корейская История», на реализацию которого ушел не один год напряженной работы, состоит из авторского текста, написанного ярким образным языком публициста, множества архивных и современных фотографий и видео воспоминаний самих репрессированных и их родственников.
А открывает этот уникальный объемный труд титульный лист с фотографией молодых Константина Тена и Галины Ли – родителей Николая Тена, одного из главных героев проекта. Через историю трех поколений его семьи Виктория рассказывает в том числе о депортации 1937 года, а также о периоде до и после переселения корейцев в Россию, о жизни в корейских колхозах Узбекистана.
Особый интерес вызывают видео-воспоминания, интервью героев проекта «Потерянные и найденные в Узбекистане». Искренние, убедительные. Их много. О депортации корейцев, о трудностях первых лет жизни на новом месте, о невыносимых условиях содержания тех, кто необоснованно попал в лагеря на лесоповал, о трудовых подвигах корейцев в Узбекистане, участии некоторых наших соотечественников в воинской службе в КНДР. Вот некоторые из воспоминаний, слушать которые нельзя без содрогания.
Депортация
Художник Ан Владимир Сергеевич (Ан Ир). Депортация 1937 г.
Николай Тен, родился в Узбекистане в 1950 году, представитель третьего поколения узбекских корейцев:
-Помню по рассказам родителей. Вечером пришли работники НКВД и дали полчаса на сборы. Сказали взять с собой документы и предметы первой необходимости. Потом всех построили и посадили в товарный вагон и отправили в Узбекистан. Ехали долго, больше месяца. Условия были тяжелые. Еда кончилась, пить давали не всегда. Очень много детей умерло в пути, а также пожилых стариков. Моей мамы родители сами почти ничего не ели и не пили, всё отдавали детям. Поэтому от истощения они умерли в пути. Времени не было трупы хоронить. Охранники оставляли их в сугробах возле железнодорожной насыпи.
Валентин Шин, родился в 1931 году на Дальнем Востоке:
-Разговоры такие вот были. К тому времени готовилась война с Японией, а по внешности корейцы и японцы похожи. Чтобы не мешали, нас вывезли. Так или нет на самом деле было, я не знаю, почему вывезли нас оттуда. И давали всего сутки на сборы. И в «теплушку». Долго ехали. Теплушки, знаешь, что такое – это товарные вагоны с нарами в несколько ярусов. Чтобы люди не мерзли, в середине вагона буржуйки ставили. Больше месяца везли. Не обошлось без потерь. И ведь даже тех, кто был на партийной работе, всех в одну кучу…
На новом месте
Николай Тен:
-Мой отец Тен Константин Васильевич родился 12 октября 1917 года в городе Комсомольске-на-Амуре Приморского края. Вместе с родителями – отцом, матерью и тремя сыновьями в 1937 году были репрессированы и сосланы в Узбекистан в Верхнечерчикский район. Моя мать Ли Галина родилась 25 декабря 1919 года в селе Краббэ Приморского края. Она также была репрессирована в 37-м году и сослана в Узбекистан. Они приехали в Узбекистан в Верхнечерчикский район. Им сказали обустраиваться. Здесь были болота, непроходимые камыши. Очень много было шакалов, даже волки обитали. Вначале корейцы жили в специальных бараках, под охраной, чтобы никто не мог куда-то уйти. Их охраняли вооруженные солдаты. Родители мои познакомились уже в Узбекистане. Их в одно место всех привезли. Как и все репрессированные корейцы, они осушали болота, вырубали камыши. Это был очень тяжёлый труд, жили они в шалашах. Очень много было комаров, люди болели малярией и многие умирали, потому что не было лекарств. Но благодаря их героическому труду болота были осушены, камыши вырублены. И потом их заставили сажать рис на этих землях, чтобы сдавать рис государству.
Валентин Шин:
-Как-то люди стремились выжить на новом месте. В основной, конечно, массе выжили, с большим трудом, но выжили. Нас привезли сюда, это мы, наверное, первые были переселенцы в Советском Союзе. Потом в годы войны сюда завезли людей с запада. Переселили людей, где шла война, в том числе русских, евреев, белорусов, украинцев. Всякие тут были. 42-й, 43-й, 44–й – тяжелые годы были. Трудно жили. После войны тоже тяжело жили. Часто травой спасались, разной зеленью, которой в Узбекистане навалом было. Так что этой травы много мы поели… Что сказать? Раз выжили, значит все нормально – это самое главное!
А в лагерях было еще хуже
Федор Ли – дядя Николая Тена
Николай Тен:
-Однажды ночью к нам в дом приехал незнакомый кореец. Он выглядел лет на 50. Хотя на самом деле сказал, что ему где-то 30.Это был знакомый моего дяди Федора Ли. До освобождения вместе с ним он находился в лагере. Приехал к нам всего на одни сутки. Родители долго разговаривали. Он рассказал о брате мамы, о судьбе которого она не знала 15 лет, и потом уехал, куда не знаю. Мама после разговора плакала, ей стало плохо. Отец плакал, мы дети тоже все плакали. И было от чего.
Когда мать приехала в Узбекистан, как депортированная в товарном вагоне вместе со своими родителями и сестрами, ее брат остался. Федор был призван в Красную армию. Будучи красноармейцем, находился под особым подозрением. В 37-м году ему было где-то 21-22 года, по доносу, как я помню, его обвинили, что он японский шпион и осудили на 10 лет. Отправили в Коми АССР. Всех туда отправляли, кого обвиняли в шпионаже, предательстве.Там лагерь был. Он там работал на лесозаготовках.
Ночной гость рассказывал, что кто попал в тот лагерь из корейцев в живых 3 человека осталось. Было невыносимо тяжело. К заключенным относились охранники как к предателям и врагам народа. В день давали всего по 200 граммов хлеба и похлебку варили из гнилых овощей. Многие умирали от тяжелого труда, от болезней. Никто никого не лечил. Мой дядя повредил ногу, началась гангрена, но его все равно заставляли работать. Соседи по камере больного под руки на работу водили. Давали топор, он сучья обрубал на деревьях, которые валили заключенные. А потом, когда дядя уже не смог ходить, охранники вытащили его из барака и расстреляли. Произошло это в начале 40-х годов. И никто не знает, где он захоронен.
Становились героями труда
Сергей Когай – бывший председатель корейского колхоза «Северный Маяк» :
-По Ташкентской области в Верхнечиркистском районе было 6 колхозов. Из них 5 почти корейских. И во всех шести колхозах председателями были корейцы. В Среднечиркистском районе тоже 5 колхозов было, где корейцы большей частью проживали. Корейцы – это трудолюбивый народ. Земледелием они занимались очень хорошо. Хозяйства развивались. Хорошо если работаешь – получаешь больше урожай, получая больше урожая – больше его сдаешь – больше денег поступает. За счет этого и колхозникам выплачивались хорошие деньги, и оставались деньги для развития.
После риса, потом стали выращивать хлопок, потом занялись выращиванием кенафа (прядильная культура, волокно которой используется в морском деле для выделки канатов). Кенаф в основном стали выращивать в Верхнечиркистком и Нижнечирчиском районах, это в основном были кенафосеющие районы. За счет кенафа стало много Героев Социалистического Труда. Это в основном было с 1948 по 1952 год.
Лидия Ким, русская жена узбекского корейца, в Узбекистане с начала 1950-х:
-Я Ким Лидия Леонидовна, русская, 1931 года рождения. А Ким фамилия по мужу. Мой муж Ким Да Гир – кореец. Он родился в 1930 г. Корейцев я вообще раньше не видела. Встретила первого корейца – нашего дедулю. Мы, когда с мужем переехали в Ташкент с Украины, где работали по направлению московского института, то здесь уже было много корейцев. В Средней Азии их очень было много. Я этого не знала. Поэтому когда в процессе жизни стал возникать вопрос, а как же они сюда попали, мне тогда дед сказал, что в 1937-м году они жили на границе. Он родился в селе Хандаус Дальневосточного края. И вот когда была война с Японией, их с этой границы убрали и привезли сюда. Он сказал, что когда ему было 7 лет, их вывезли и выселили в степи, везли в товарных вагонах.
Корейцы сами своим трудом все организовывали. Поэтому колхозы были закрытыми. В колхозах корейцы только жили. Никого они туда не пускали. Никто туда носа не сунул, это были типично корейские колхозы. Когда дед был старым, я уже спрашивала его, ну а почему в колхозах всё было только корейское, никто носа не мог туда сунуть, почему там не селились ни узбеки, ни русские. А он сказал – а ты что думаешь? Как нас бросили всех в степи, мы же сами всего добились, своим трудом…
Служили, работали в КНДР
Сергей Когай:
– В 50-е годы, когда шла война в Корее, туда направляли людей из Советского Союза. В том числе и наши советские корейцы многие участвовали. Окончили военную академию, маршалами там стали, генералами, контр-адмиралами, министрами разных ведомств были. Война была, конечно, чтобы Северную Корею отделить от Южной, сделать ее коммунистической. Тогда еще Ким Ир Сен был. После войны руководство КНДР стало подозревать советских корейцев в неблагонадежности, начались преследования. Многие уехали, вернулись в СССР, некоторые вообще потерялись…
Николай Тен о дяде Алексее Тене:
-Когда началась Корейская война между Севером и Югом, товарищ Ким Ир Сен обратился с призывом к советским корейцам, кто имеет военную специальность, приехать добровольцами в КНДР. С дядей беседовали партийные работники и предложили поехать в Корею добровольцем. Это было примерно в начале 50-х годов прошлого столетия.
Он как-то приезжал из Кореи в Узбекистан. Дослужился до генерала, получил правительственные награды в Северной Корее. Его первая жена умерла и он женился на местной кореянке. А потом один раз дядя приезжал, когда Ким Ир Сен предложил ему высокую должность с условием, что он примет корейское гражданство и откажется от советского. Дядя согласился и получил корейское гражданство. Был назначен заместителем министра обороны Северной Кореи. Это было где-то в 1952 году.
Потом после смерти Сталина, его и всех корейцев, которые получили гражданство корейское, репрессировали. Якобы они хотели организовать заговор. Мой отец раньше переписывался с дядей, а потом переписка прекратилась. И мы до сего времени не знаем о его судьбе.
Письма мы отправляли в Москву, в посольство Кореи. Но когда уже после смерти Сталина отправили туда очередное письмо, оно обратно вернулось с пометкой, что такой гражданин не проживает. Мой отец ездил в Москву, в посольство, добился встречи с послом, который сказал, что Алексей Тен репрессирован. Якобы они намеревались свергнуть Ким Ир Сена. А где и что с дядей, посол не знал…
В Узбекистане сегодня
Валентин Шин:
-Я интернационалист. Космополит – раньше так называли. Я об этом не задумываюсь просто. Не тревожат по этому вопросу, никто. На общем основании живем среди узбеков. Русские здесь были, они почти все уехали, осталось несколько семей стариков. И вот у кого поминки, у кого что – узбеки всегда приглашают. Этот обычай сохраняется здесь. Здесь никто не спрашивает, какой ты национальности. Это не нужно. Раньше тоже при Советском Союзе, куда бы ни пошел, никто не спросит – ты кореец или не кореец. Пришел, значит, гость. Разговоров нет.
Сергей Когай:
-Раньше на селе много корейской молодежи было, оставались в колхозе. Родители были в колхозе. Значит, там они и оставались. Но многие и уезжали, по специальности на другое место работы. А сейчас молодежи в сельской местности нет почти. Остались от этой молодежи деды только. Из корейцев уже нет тех, кто мог бы работать. Раньше престижно было работать в сельской местности – агрономы, зоотехники, ветврачи. Они учились и работали там. А сейчас на гуманитарное, на техническое образование люди идут, язык сейчас на первом месте.
В работе Виктории Ким «Потерянные и найденные в Узбекистане: Корейская История» немало и других интересных видео-воспоминаний. А завершает свой мультимедийный документальный проект журналистка-исследователь вопросом к Николаю Тену о том, винили ли его родители когда-нибудь Иосифа Сталина и советское государство за то, что они сделали с ними? На что их сын ответил: «Родители никогда не были свободными, чтобы говорить об этом даже с детьми. Я же не виню никого. Я просто очень надеюсь, что подобная трагедия никогда больше не повторится!»
Николай Тен с мамой Галиной Ли и сестрами
Светлана Ким,
Петр Волков
* * *
The Korean Diasporas in Mexico and Eurasia. Корейские диаспоры Мексики и Евразии
27 июня 2021 • Корё сарам • Виктория Ким, Корё сарам без границ
26-го июня 2021-го года в престижном международном журнале Дипломат (The Diplomat), покрывающем новостной поток из стран Азии, была опубликована первая статья Виктории Ким из ее нового цикла из двух частей, посвященного анализу успешной комбинации внешней политики, мировой дипломатии, «мягкой» этно-культурной силы и диаспорального притяжения Южной Кореи в двух главных регионах, являющихся ее ключевыми экономическими и торговыми партнерами, – Латинской Америке и Евразии – на протяжении недавних двадцати лет и в ходе четырех последних южнокорейских политических режимов.
The Korean Diasporas in Mexico and Eurasia – «Корейские диаспоры Мексики и Евразии» – это первая статья данного цикла и первый в своем роде кросрегиональный и кросдиаспоральный сравнительный политический, экономический, исторический и культурный анализ, раскрывающий на практических примерах треугольную суть отношений Южной Кореи с ее ключевыми внешнеторговыми партнерами (Мексикой в Латинской Америке и Россией, Казахстаном и Узбекистаном в Евразии).
Третью сторону во всех данных отношениях формируют официальные представители корейских диаспор, массово проживающих во всех вышеупомянутых странах в двух данных регионах. Под флагами культурного сотрудничества они в то же самое время прямо или косвенно продвигают южнокорейские политические и экономические интересы на уровнях местных правительств, членами которых они также и являются.
Все стороны, казалось бы, только лишь выигрывают от успеха подобных треугольных экономических и культурных взаимоотношений внутри еще большего геополитического треугольника (Южная Корея – Евразия – Латинская Америка).
Но в то же самое время страдает сама история, навсегда запечатлевшая все нарушения прав человека и преступления против человечества, совершенные по отношению к первым поколениям корейских иммигрантов в Мексике (подневольное рабство на энекеновых плантациях на полуострове Юкатан в начале 20-го века) и в России и Центральной Азии (сталинские репрессии и депортации «малых» народностей в конце 1920-х – начале 1950-х годов).
В итоге вся эта история или просто-напросто забывается, как это сейчас происходит в Латинской Америке, или переписывается и полностью обеляется (как это ныне происходит в странах бывшего СССР).
Представляем Вашему вниманию саму статью и авторскую биографию Виктории Ким с большинством ее предыдущих работ:
The Korean Diasporas in Mexico and Eurasia
The mayor of Merida, now a twin city of Incheon, and then-South Korean Ambassador Kim Sang-il, at the Korea Day festivities on May 4, 2019. Credit: Facebook
South Korea has combined foreign policy, soft power politics and public diplomacy in connecting with diaspora communities in Latin America and Eurasia.
May 4, 2021 marked the 116th anniversary of the arrival of ethnic Koreans to Latin America. In April 1905, the first thousand Korean labor migrants boarded a British cargo ship in the Korean port of Chemulpo (present-day Incheon). The migrants were drawn away from the increasingly tumultuous Korean peninsula by the promises of stable work and regular wages in faraway Mexico. A month later, on May 4, the ship arrived at the Mexican port of Progreso, near Merida, on the Yucatan peninsula.
Arrival of the first Korean immigrants to Mexico’s Port of Progreso on the Yucatan peninsula in mid-May 1905 (public archives).
In January 1903, the first shipload of Koreans had arrived in Hawaii, then a recently incorporated territory of the United States, to work on pineapple and sugar plantations. By 1905 more than 7,000 Korean labor migrants had departed Chemulpo for work in Hawaii.
British cargo ship S.S. Ilford took the over 1,000 Koreans to Mexico on April 4, 1905. (public archives)
The history of Korean immigration to the Americas began with sweat and exploitation. The British lured Koreans with promises of four and five-year work contracts, but upon arrival, the Koreans found themselves sold into indenture servitude on the Yucatan’s henequen plantations, where local Yaqui and other indigenous groups were also exploited for labor.
In 1910, Japan annexed Korea and the Koreans in Mexico effectively lost their nationality.
Some Koreans tried to escape from the dire situation in Mexico to Hawaii through San Francisco with no success. Around 1921, when demand for henequen fiber declined, 288 Korean laborers managed to escape to Cuba from the Mexican port in San Francisco de Campeche. The roughly thousand-strong Korean diaspora in Cuba today cites its roots in those nearly 300 migrants.
Documents confirming the arrival of ethnic Koreans to the Port of Progreso on May 14, 1905. (public archives)
With the passage of time, the Koreans who remained in Mexico managed to not only survive but eventually integrate themselves in the local society. Through them, the wider story of Korean diasporas became woven into Mexico’s own complicated history.
A second wave of Korean migration to Mexico was triggered in part by the economic crises in South America in the 1970s and ’80s. South Koreans, as well as Argentine and Paraguayan Koreans, came to Mexico seeking better opportunities and living conditions.
Some of the first Mexican Korean laborers on Yucatan’s henequen haciendas (public archives)
At the end of 1990s, there were almost 20,000 ethnic Koreans living in Mexico. Most recently, the Mexico City Association of Korean Descendants claimed in mid-March 2021 that around 30,000 ethnic Koreans resided Mexico.
Despite this long presence in Mexico, it was only in the early 2000s that the Mexican Korean diaspora gained greater recognition. This was facilitated, in part, by South Korea’s pragmatic foreign policy, encompassing strong public diplomacy and cultural soft power, matched with outreach to various diaspora communities not only in Eurasia, but in Latin America as well.
Monument in Merida commemorating the 100th anniversary of the first Koreans’ arrival to Mexico. (Wikimedia Commons)
In the last two decades, South Korea has managed to reconnect itself not only with the post-Soviet Korean diaspora – known as the Koryo Saram, they number around half a million and are spread across the former Soviet Union – but also with the tens of thousands of ethnic Koreans scattered around Mexico.
Reengaging its diaspora serves many purposes for South Korea and the communities of Koreans abroad. On one hand, the diaspora longs to reconnect with their cultural and linguistic roots, which lie in a now prosperous homeland. On the other, South Korea’s insatiable demand for energy resources, particularly its quest to diversify its energy partnerships beyond the Middle East, has led Seoul to seek out connections abroad on which to build.
Descendants of ethnic Korean deportees in Uzbekistan dressed in festive South Korean styled clothes, waiving and pledging allegiance to South Korean flag besides their national flags (Koryo-saram.ru)
The transitional post-Soviet economies and the emerging markets of Latin America are ideal economic partners. South Korea – a true “middle power” – has invested in establishing relations, promoting free trade and travel with other middle powers similarly “stuck” between great powers in their respective regions. There are number of similarities in South Korea’s models of bilateral interaction – economic, political, cultural – with its major trading partners in both Eurasia and Latin America.
In terms of bilateral trade, Mexico and Eurasia (in this case referring to Russia plus the states of Central Asia) are South Korea’s largest partners in each respective region. In 2019, South Korea’s total trade volume with Mexico amounted to $21 billion, having grown over 70 percent in the last decade; meanwhile, its trade with Russia reached $22 billion, having grown over 100 percent in the last 30 years, and trade with Kazakhstan and Uzbekistan, combined, hit $15 billion in 2021.
South Korean foreign direct investment into the same economies is another important illustration of growing ties. In 2019, South Korean FDI into Central Asia’s top two economies exceeded $7 billion and its investments into Russia topped $4 billion in 2020; while FDI into the Mexican economy hit almost $7 billion by early 2021.
Ethnic Korean descendants in Uzbekistan in April 2019, together with the Uzbek and South Korean presidential couples at the opening ceremony of Korean Culture and Art House (Sputniknews.ru)
The above countries share not only a very high degree of export and import complementarity with South Korea – mostly in crude petroleum as a principal product of exports from both regions (45 percent respectively from Mexico and Russia and over 90 percent from Central Asia) and machinery hardware and vehicle parts being the main categories of imports from South Korea – but also host significant numbers of ethnic Korean immigrants (hundreds of thousands dispersed across Eurasia and Latin America).
It is particularly interesting to view in parallel South Korea’s unique mixture of foreign policy and public diplomacy paired with soft power and diaspora outreach in both regions.
Mayor of San Francisco de Campeche and descendants of ethnic Koreans in Mexico at the Korea Day celebrations in 2021 (Facebook)
As a result, ethnic Korean diasporas have become more than just proponents of South Korean cultural power, but important political and economic players in the efforts of the involved middle powers to gain market access and influence.
This is especially important from the position of leading members of the Korean diasporas in Mexico and Eurasia, those actively engaged in (and engaging with) local governments, promoting South Korean economic, social, and political agendas under the banner of mutual cultural cooperation.
The first Korea Day in Mexico on May 4, 2019 with festivities in Yucatan and Campeche (Facebook)
For instance, the head of the South Korea-Mexico Friendship Society, David Bautista Rivera Morena, is also a deputy in the Mexican Congress. On March 18, 2021, the Mexican Chamber of Deputies approved with an overwhelming majority of votes a proposal from Morena to mark May 4 each year as Korean Immigrant Day across Mexico.
Morena’s initiative brought what had been a local holiday, marked on May 4 in the states of Yucatan and Campeche since 2019, to the national level. Korea Day was originally (and still is) celebrated in Yucatan and Campeche after direct efforts by the South Korean Embassy, then under Ambassador Kim Sang-il, to mark the 100th anniversary of the provisional Korean government in 1919.
A day before the Korean Immigrant Day vote, the statue of Greetingman or El hombre que saluda – created by South Korean sculptor Yoo Yong-ho in 2020 to commemorate the 115th anniversary of the departure of the first Korean labor migrants to Mexico – was installed in Merida, a twin city of Incheon since 2007, on the Avenue of the Republic of Korea.
Greetingman’s unveiling ceremony on Republic of Korea avenue in Merida in mid-March 2021 (Facebook)
A turquoise nude male figure inclined in a traditional Korean-style courteous bow represents the gratitude to Mexico’s generosity in receiving Korean migrants over a century ago in spite of the dark slave trade history behind their original arrival.
The street itself was renamed thusly in December 2017, following efforts by then South Korean Ambassador Chun Bee-ho to celebrate the 55th anniversary of the establishment of diplomatic relationship between South Korea and Mexico.
Similarly, the Korea-Mexico Friendship Hospital was opened in Merida in 2005 after South Korean President Roh Moo-hyun’s visit to Mexico.
In each of the above cases, South Korea has deftly wielded diplomatic and cultural tools to both reach out to the Korean diaspora in Mexico and through them connect with the Mexican government. The marking of the arrival of the first ethnic Koreans to Mexico with a federal level holiday underscores the efforts of the South Koreans and the position of ethnic Koreans in the region. This is something no other Asian diaspora in Mexico and no other Korean diaspora community in the world has achieved.
http://https://thediplomat.com/2021/06/the-korean-diasporas-in-mexico-and-eurasia/
* * *
«Во имя общих интересов, не помня об истории: Южнокорейский диаспоральный охват»
13 июля 2021 • Корё сарам, Корееведение • Виктория Ким
EMBRACING SHARED INTERESTS, MIS-REMEMBERING HISTORY: SOUTH KOREAN DIASPORA OUTREACH / «ВО ИМЯ ОБЩИХ ИНТЕРЕСОВ, НЕ ПОМНЯ ОБ ИСТОРИИ: ЮЖНОКОРЕЙСКИЙ ДИАСПОРАЛЬНЫЙ ОХВАТ»
10-го июля 2021-го года в престижном международном журнале Дипломат (The Diplomat), покрывающем новостной поток из стран Азии, была опубликована вторая статья Виктории Ким из ее нового цикла из двух частей, посвященного анализу успешной комбинации внешней политики, мировой дипломатии, «мягкой» этно-культурной силы и диаспорального охвата Южной Кореи в двух главных регионах, являющихся ее ключевыми экономическими и торговыми партнерами, – Латинской Америке и Евразии – на протяжении недавних двадцати лет и в ходе четырех последних южнокорейских политических режимов.
«Во имя общих интересов, не помня об истории: южнокорейский диаспоральный охват» / Embracing Shared Interests, Mis-remembering History: South Korean Diaspora Outreach это продолжение первого в своем роде кросрегионального и кросдиаспорального сравнительного политического, экономического, исторического и культурного анализа, на практических примерах раскрывающего треугольную суть отношений Южной Кореи с ее ключевыми внешнеторговыми партнерами (Мексикой в Латинской Америке и Россией, Казахстаном и Узбекистаном в Евразии).
Третью сторону во всех данных отношениях формируют официальные представители корейских диаспор, массово проживающих во всех вышеупомянутых странах в двух данных регионах. Под флагами культурного сотрудничества они в то же самое время прямо или косвенно продвигают южнокорейские политические и экономические интересы на уровнях местных правительств, членами которых они также и являются.
Не секрет, что помимо того факта, что во всех ключевых для Южной Кореи странах-партнерах в Латинской Америке и Евразии – Мексике, России, Казахстане и Узбекистане – исторически проживают этнические корейцы, данные страны являются для нее также и идеальными в плане внешней торговли. Что же так объединяет их с Южной Кореей помимо наличия самих корейцев?
Прежде всего это экспорт сырой нефти – он занимает почти половину общего объема от всего объема экспорта в Южную Корею как в Мексике, так и в России, и более 90% в странах Средней Азии (преимущественно Казахстане). Недаром Центральноазиатский регион получил на сайте южнокорейского МИДа даже такую красноречивую формулировку, как «еще один Ближний Восток».
Экономически сверхразвитая Южная Корея исторически испытывает дефицит энергоресурсов, а вышеупомянутые страны-партнеры в Евразии и Латинской Америке как никогда нуждаются и в основных продуктах импорта из Южной Кореи в сферах технологии, машиностроения и компьютерного программирования.
Наличие во всех данных странах укоренившихся и ассимилировавших корейских диаспор и присутствие их официальных представителей и глав, занимающих весомые должности на уровнях местных правительств, как никогда упрощает процесс южнокорейского диаспорального проникновения и охвата.
При этом под знаменами социального и культурного контекста продвигаются по большому счету взаимные экономические и политические интересы на местных и страновых уровнях посредством задействованных ключевых представителей корейских диаспор во всех вышеупомянутых странах проживания этнических корейцев.
Все стороны, казалось бы, лишь только выигрывают от успеха подобных треугольных экономических, политических, социальных и культурных взаимоотношений внутри еще большего геополитического треугольника (Южная Корея – Евразия – Латинская Америка).
Но в то же самое время страдает сама история, навсегда запечатлевшая все нарушения прав человека и преступления против человечества, совершенные по отношению к первым поколениям корейских иммигрантов в Мексике (подневольное рабство на энекеновых плантациях на полуострове Юкатан в начале 20-го века) и в России и Средней Азии (сталинские репрессии и депортации «малых» народов в конце 1920-х – начале 1950-х годов).
В итоге вся эта история или просто-напросто забывается, как это сейчас происходит в Латинской Америке, или переписывается и полностью обеляется (как это ныне происходит в странах бывшего СССР).
Местные газеты как в Мексике, так и в Узбекистане воспевают щедрое гостеприимство благодатной земли, принявшей обездоленных скитальцев, во всех странах, принявших в свое время проданных в рабство и депортированных корейцев, возводятся памятники их благодарности местным народностям (с непременным вовлечением в данные мероприятия и процессы южнокорейских дипломатических корпусов), само слово «депортация» было постепенно заменено ведущими постсоветскими академиками-корееведами на менее вескую и более «политкорректную» формулировку «насильственное переселение» и даже сам южнокорейский президент Мун Чжэ Ин ссылался в 2019-м году на «теплые приветствия» в отношении принятых «бездомных» корейцев в своих речах во время апрельского государственного визита в Казахстан и Узбекистан.
Представляем Вашему вниманию саму статью и авторскую биографию Виктории Ким с большинством ее предыдущих работ:
Embracing Shared Interests, Mis-remembering History: South Korean Diaspora Outreach
Acknowledgement of the social and cultural ties between the ethnic Korean diasporas in Mexico and Eurasia and South Korea dovetailed with extent economic and political interests.
By Victoria Kim
July 10, 2021
South Korea’s outreach to ethnic Korean diasporas has spanned the globe, from Mexico to Eurasia. The recognition in the former Soviet states of Central Asia of their ethnic Korean minorities – the Koryo Saram, the descendants of Koreans deported on Stalin’s orders from the Soviet Far East beginning in 1937 – mirrors the successful recognition of the Korean diaspora community in Mexico. In both cases, acknowledgement of the social and cultural ties between the diaspora and South Korea dovetailed with extant economic and political interests.
Mexican Korean descendants together with the South Korean Embassy corps in Campeche on Korea Day, May 4, 2021. (Facebook.com)
2017 marked the 80th anniversary of the 1937 deportation – the first, though not the last, deportation of an entire ethnicity within the Soviet Union. The anniversary was widely commemorated across Eurasia with major academic conferences, official state events, plays, and concerts throughout the former Soviet Union and South Korea.
The tone and tenor of these celebratory events suggested a desire to rewrite history via a shift in focus from uncomfortable attention on the facts of the deportation – a grave human rights abuse instigated by political paranoia in the Soviet Union about Japanese spies among ethnic Koreans in the Far East prior to World War II – to the perceived benevolence of those societies that received the deportees.
Enjoying this article? Click here to subscribe for full access. Just $5 a month.
Scene from the concert “Uzbekistan is our common home” performed in Tashkent in November 2017, at the 80th anniversary of the 1937 deportation of ethnic Koreans to Central Asia (Koryo-saram.ru)
Stories of how lavishly friendly the “Stans” were toward the exhausted Koreans, taken by train across the full width of Siberia and dropped off in Kazakhstan and Uzbekistan, exemplify the best traditions of the Soviet ideology of the “friendship of nations.” How warmly the Central Asians greeted the Koreans brought into their midst was a refrain often repeated in official statements time and again at each and every event across Russia, Uzbekistan, Kazakhstan, and even in South Korea. This focus was also reflected in numerous gestures of appreciation unveiled around the 80th anniversary by the Korean diaspora and with the heavy involvement of the South Korean government.
Another scene from the same concert arranged for Moon Jae-in’s official presidential visit to Uzbekistan in April 2019: a mix of folk Uzbek dance with a traditional South Korean drum performance (Kun.uz)
One reason for the pronounced participation of the South Korean government in these celebrations is that – besides the 80th anniversary of the 1937 deportation and the subsequent arrival of ethnic Koreans to Central Asia – 2017 was also the 25th anniversary of the establishment of diplomatic relations between South Korea and Uzbekistan and Kazakhstan in 1992. That anniversary mattered most, but harking back to the generosity of Central Asians toward the deported Koreans served to further ground relations more solidly in history.
A Koryo Saram folk dance group in front of the Uzbek-Korean Friendship Monument (Courtesy of Victoria Kim)
Similarly to the 2021 erection of Mexico’s Greetingman, in early July 2017 during the visit of then-Seoul Mayor Park Won-soon to Uzbekistan, the mayors of Seoul and Tashkent officially inaugurated a monument dedicated to the warm welcome extended by Uzbeks to the deported Koreans and the friendship between them.
The monument stands in the Friendship Garden in front of Seoul Park. The park was a 2010 gift from Seoul, following South Korean President Lee Myung-bak’s 2009 visits to Uzbekistan and Kazakhstan, during which Tashkent and the Korean capital became sister cities.
Uzbek President Shavkat Mirziyoev later in 2017 made an official visit to South Korea.
Moon Jae-in’s virtual welcome to Uzbek Korean compatriots during the 2017 concert “Uzbekistan is our common home” (Koryo-saram.ru)
Across four South Korean presidential regimes, the names of the relevant strategy changed but always remained the same: to strengthen bilateral political and economic ties with Eurasia, mirroring the aims of South Korea’s strategic partnership with Mexico.
Enjoying this article? Click here to subscribe for full access. Just $5 a month.
On its website, the South Korean Ministry of Foreign Affairs remarks that the Central Asian region, rich in natural resources, is “another Middle East.”
In 2019, parallel events in Uzbekistan and Kazakhstan demonstrated South Korea’s continued interest in deepening ties in the region.
During Moon Jae-in’s first presidential visit to Central Asia in April 2019, the presidents of South Korea and Uzbekistan unveiled the House of Korean Culture and Art in Tashkent. Later that year, in September, a local Korean ethno-cultural center erected a Monument of Gratitude to the Kazakhs from the Korean people in Karaganda’s central park, marking the 30th anniversary of the center’s establishment.
Unveiling of the Monument of Gratitude to Kazakhs from Koreans in Karaganda in September 2019 (Ekaraganda.kz)
While the Kazakh ceremony had a much more local flair, the story of Uzbek House of Korean Culture and Art became notorious.
Ex-South Korean president Park Geun-hye meets ex-Uzbek president Islam Karimov in 2014 (Wikipedia.org)
Back in June 2014, during an official visit of then-South Korean President Park Geun-hye to Uzbekistan, then-Uzbek President Islam Karimov expressed interest in the construction of a house of Korean culture in the country. The South Korean government immediately pledged over $5 million toward the construction and the donation of the house to Uzbekistan’s Korean Cultural Centers Association.
Korean Culture and Art House in Tashkent, Uzbekistan (Koryo-saram.ru)
Just as the head of the South Korea-Mexico Friendship Society, David Bautista Rivera Morena, is also a member of the Mexican Congress, the chairman of Uzbekistan’s Korean Cultural Centers Association, Victor Park, is a deputy in the Uzbek parliament.
The mastermind behind the construction of the Korean Culture and Art House in Tashkent at its later stages and main organizer of the 2017 and 2019 commemorative concerts “Uzbekistan is our common home,” Victor Park received two medals during President Park’s visit to Uzbekistan in 2014: the Friendship Order from Karimov and the Camelia Medal from Park Geun-hye.
Victor Park with the presidents of South Korea and Uzbekistan at the opening of Uzbek House of Korean Culture and Art in Tashkent in April 2019 (Sputniknews.ru)
In Russia, the key members of the Joint Russian Union of Koreans – an organization representing interests of the Korean diaspora in the Russian Federation – are active members of the Russian government, many of whom have been awarded with various medals by Vladimir Putin and South Korean leaders.
Key members of the Joint Russian Union of Koreans with state medals and awards from South Korea and the Russian Federation (Koryo-saram.ru)
In March 2021, Putin also gave a Friendship medal to Valentin Park, who in 2015 helped unveil a monument to the Friendship of the Korean and Russian peoples. That same year, he received another state medal – “For good deeds.”
Moon Jae-in and Vladimir Putin at the Far Eastern Forum in Russia in September 2017 (Wikipedia.org)
Park heads the Association of Korean Organizations of the Maritime Region. The first Koreans arrived to the Russian Far East in the tumultuous 1860s and lived there until the 1937 deportation. Thus, Russian-Korean contact stretched much further back in time than the official 30 years of diplomatic relations between South Korea and the Russian Federation marked in 2020.
First ethnic Koreans immigrants in the Russian empire, late 19th century (public archives)
While truly rising to its global “middle power” status over the last 20 years, South Korea has masterfully navigated the murky waters of the sometimes uneasy cultural and ethnic relations with the overseas Korean diasporas, who have fully assimilated into Latin America and Eurasia.
In Mexico, current South Korean Ambassador Suh Jeong-in has put forth new initiatives aimed to bring the Mexican and Korean people even closer: searching for Mexican veterans of the Korean War – even though Mexico remained neutral during those years and the only possibility of serving in that war for Mexicans was in the U.S. Army and under the American flag – and giving awards to the descendants of the ethnic Koreans who supported Korea’s struggle for liberation from the Japanese and 1919 independence movement fighters.
Award ceremony for the descendants of Korean patriots in Mexico city in late April 2021 (Facebook.com)
South Korea hopes to sign free trade deals with both Mexico and Uzbekistan, commercially linking the country even further with Latin America and Eurasia.
The record breaking biggest bibimbap in Campeche on Korea Day (May 4, 2021) made by Mexican Korean descendants and sponsored by Hyundai and the Overseas Koreans Foundation (Facebook.com)
The bonhomie, statues, holidays, and awards exchanged between South Korea and both Mexico and Eurasian countries like Uzbekistan obscure the darker realities of how ethnic Koreans arrived, and were initially treated, in both regions. The first generations of ethnic Korean immigrants were subjected to what we now recognize as crimes against humanity.
Ethnic Korean deportees in the Kazakh steppe in 1937 (Public archives)
The first thousand ethnic Koreans to arrive to Mexico were essentially slaves sold off by British traders to Mexican henequen plantation owners in Yucatan in the early 1900s; the nearly 200,000 ethnic Koreans deported by Stalin to Central Asia were but chattel in cattle cars rumbling across Siberia, the victims of the Soviet Union’s purges of minorities suspected of disloyalty. In both places, Korean blood stains the pages of history and the memories of descendants alike.
A memorial to the 1937 deportation of ethnic Koreans in Ushtobe, Kazakhstan. (Courtesy of Victoria Kim)
It is simpler to mis-remember and mis-represent the past: Even South Korean President Moon in 2019 praised the “warm welcome” given to the “homeless” Koreans who arrived to Uzbekistan to provide their offsprings with a more generous future. Local Mexican and Uzbek newspapers have long echoed the same themes.
On May 4, 2021, the first Korean Immigrant’s Day in Mexico was still celebrated as Korea Day in Yucatan and Campeche (Facebook.com)
While Russia and Kazakhstan paid nominal reparations to descendants of the originally deported Soviet Koreans in the more liberal early 1990s, in the late 2000s even the word “deportation” itself was swapped out for a more politically correct and milder sounding “forced resettlement” across the former Soviet Union, in most official remarks and publications by major post-Soviet historians and academics when referring to the 1937 deportation of ethnic Koreans or the deportations of other minorities (and there were many).
Joint Russian Union of Koreans’ representatives accompanied by the cult Russian Korean pop singer Anita Tsoi are presenting a gift to Victor Park, the head of Uzbekistani Korean Cultural Centers Association, in November 2017 – a scene from the 1937 deportation of ethnic Koreans to Central Asia from the Far East (Koryo-saram.ru)
Enjoying this article? Click here to subscribe for full access. Just $5 a month.
As for South Korea, it has simply turned its overseas ethnic Korean diasporas into a hefty “Trojan horse,” a bargaining chip while dealing with its strategic partners locally and globally.
The question of who should really care about the human rights abuses committed against the ethnic Korean diasporas in Eurasia and Latin America still remains open for discussion.
Victoria Kim previously wrote about the Soviet deportation of Koreans to Uzbekistan (available in parts one, two and three), about General Nam Il, who signed the armistice on behalf of North Korea in 1950, and about her recent journey through North Korea on a passenger train for The Diplomat.
You have read 2 of your 5 free articles this month.
Subscribe to
Diplomat All-Access
Enjoy full access to the website and get an automatic subscription to our magazine with a Diplomat All-Access subscription.
Already a subscriber? Login here
Ссылки на предыдущую первую часть:
https://thediplomat.com/2021/06/the-korean-diasporas-in-mexico-and-eurasia/
Биографию и детальный список с описанием предыдущих работ автора см. ниже:
Биография и предыдущие работы автора:
Виктория Ким, независимая исследовательница и журналистка-документалист из Узбекистана, выпускница двух магистратур: университета Джонса Хопкинса САЙС, США (международные отношения – политология и корееведение) и Болтонского университета, Великобритания (международная мультимедийная журналистика).
Ее теперь уже широко известный мультимедийный документальный проект «Потерянные и найденные в Узбекистане: Корейская история», посвящённый исследованиям корейской диаспоры в Узбекистане и самого детального процесса депортации 1937-го года с преодолением всех сопутствовавших ему трудностей, за пять лет своего существования стал ролевой моделью для всех последовавших за ним диаспоральных и этнических исследований на основе личного и семейного прошлого и его роли и места в таких драматических исторических процессах, как депортации, репрессии и т.д.
Данный проект вошел в «золотой фонд» медиатек американских университетов Беркли (коллекция Библиотеки восточноевропейских и среднеазиатских знаний/Library for Eastern European and Central Asian Studies Collection at the University of California, Berkeley), Джонса Хопкинса, Джорджа Вашингтона, Миссури, Корейского экономического института Америки и т.д., а также был широко представлен с сопутствующими публикациями в академических альманахах отделениями Королевского Азиатского Сообщества Великобритании в Южной Корее и Китае, с успешно проведенными Викторией лекциями в Сеуле и Пекине.
На юбилейном 20-м Всемирном корейском форуме, проведенном Мировым фондом Кореи в 2019-м году в Колумбийском Университете г. Нью Йорка, в ходе презентации с сопутствующей академической публикацией Викторией Ким было впервые представлено само понятие Мировой корейской диаспоры на примере сходств и параллелей раннего исторического развития и общих корней пяти зарубежных корейских диаспор из Советского Союза, Китая, США, Мексики и Кубы, а также ею были определены место и роль корё сарам как непосредственных членов Мировой корейской диаспоры.
На русском языке впервые данный доклад вошел во второй том издания Энциклопедии Корё Сарам (серия «Российские корейцы»), опубликованный Общественным объединением корейцев России в 2019-м году.
Виктория работает в уникальной нише, сочетая академические исследования с мультимедийной журналистикой и подкрепляя или опровергая имеющиеся архивные и теоретические данные с помощью видео- и аудио-интервью самих очевидцев прошедших событий, рассказов и воспоминаний их родственников, документальных фотографий из семейных архивов, фото- и видео-съемок ключевых доказательств и мест, новостных фактов и сравнительного аналитического анализа и т.д.
Нашим читателям она известна также и своими многочисленными русскоязычными публикациями на сайте «Корё Сарам», среди которых особой популярностью пользовались художественное эссе о талантливой семье узбекских корейских художников Ли (а также о корейском движении в Узбекистане), кино-рецензия на фильм «Иеронимо», впервые представившая около полутора лет назад достоверную историю этого кубинского корейского революционера русскоязычному читателю, а также серия документальных очерков по итогам путешествия Виктории в Северную Корею весной 2018-го года, когда пересекши всю страну на поезде с юго-запада на северо-восток, она повторила путь наших предков, перейдя сухопутную границу из Северной Кореи в Россию у берегов реки Туманган по заключительному маршруту Туманган – Хасан.
Её фото-эссе «Окно в Северную Корею», опубликованное в оригинале (как и большинство остальных работ Виктории) на английском языке в международном политическом журнале «Дипломат» (The Diplomat), было впоследствии переопубликовано на русском языке медиа-каналом «Моя Планета».
По итогам данного путешествия вышли также и лекция в альма-матер Виктории – университете Джонса Хопкинса САЙС в г. Вашингтоне, США – и очередной подкаст Корейского экономического института Америки.
Также Виктория ведёт и свой документально-исторический фото-блог «Корё сарам: Память в лицах», посвящённый сохранению визуального исторического наследия корё сарам и других представителей Мировой корейской диаспоры через тематические документальные фото-серии. Среди них уже имеются уникальные фото-материалы, свидетельствующие о проживании первых корейских переселенцев в России, о беженцах и жертвах Корейской войны среди мирного населения, о ранних этапах работы и жизни корейских иммигрантов в Мексике и на Кубе и, в том числе, эксклюзивные документальные фото-репортажи о корейцах Якутии.
* * *