ЛИ Владимир Николаевич
1. Поздравление с ДР в 2021 году - Ролик Владимиру ЛИ
2. Статьи Владимира Николаевича
2.1 Ах, как годы летят - https://koryo-saram.ru/ah-kak-gody-letyat-my-grustim-nash-zhurfak-vspominaya/?fbclid=IwAR0mdmZiJAdfxZLNdxMu-rpzohtjLieWam_m6u7N-NqCUzbiWDfGR1kwMyk
Сергей Сактаганов и автор этих строк (1974 год)
Это было недавно – это было давно Владимир ЛИ
1969 год. Знойный август. Новое, современное – из стекла и бетона – здание физфака ТашГУ в Вузгородке. Абитуриенты, поступающие на очное отделение факультета журналистики, столпились у двери аудитории. Идет устный вступительный экзамен по русскому языку и литературе. Переждав полчаса, решительно захожу, беру билет и устремляюсь к задней парте.
Спереди сидят две девушки, которых я видел во дворе в окружении группы ребят – имен не знаю. Слева, у самого окна, лихорадочно шарит в карманах своих матросских брюк в поисках шпаргалки Гришка Ким – с ним мы познакомились на предыдущем экзамене.
Углубляюсь в билет. Первый вопрос – ни в зуб ногой. Второй вопрос – «Лирика Пушкина» – немного теплее… Хотя, кто его знает: одно дело знать из Пушкина многое наизусть, другое – дать этому свою оценку. Перебираю в памяти стихи Александра Сергеевича. Так-так… А какая лирика конкретно? Любовная, патриотическая? А, может, просто стихи о природе? «Чувство природы – одно из основ патриотизма». Это, кажется, Пришвин выдал, еще в Х1Х веке. Значит, любовь к природе и патриотизм – вещи нераздельные. Что ж, попробуем сконцентрироваться на этом…
Поднял голову и увидел, как Гришка пульнул в мою сторону записку трубочкой. Развернул. «Песня о соколе» Горького. Ни черта не помню, помоги…»
Напрягаю память. Кажется, эту революционную «сагу» великого пролетарского писателя помню наизусть. Мелким почерком пишу начало и конец . «…О, смелый сокол! В боях с врагами истек ты кровью. Но будет время, и капли крови твоей горячей, как искры вспыхнут во мраке жизни, и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света. Пускай ты умер! Но, в песне смелых и сильных духом, всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
Пуляю бумажку обратно Гришке. Тот разворачивает ее, и лицо его светлеет, как майский день на утренней зорьке.
Сижу над билетом и никак не могу сосредоточиться. Слышу, как Гришка хорошо поставленным голосом уже декламирует перед женщиной-экзаменатором мою шпаргалку. И, спустя минуту-другую, выходит из аудитории, радостно показывая мне свою раскрытую пятерню.
Мне достается экзаменатор-мужчина. Сухонький, слегка сутулящийся, седовласый преподаватель с филфака. Он даже не взглянул на меня – уткнулся в лежащую перед ним бумажку. «Лирика Пушкина? Что ж, молодой человек, извольте, я – весь внимание». Пытаюсь что-либо сформулировать, но у меня ничего не получается – из пересохшего горла вырываются бессвязные звуки. Памятуя о Пришвине, начинаю читать стихи о природе: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь…»
– Это не лирика. Это «Евгений Онегин».
– Гонимы вешними лучами, с окрестных гор уже снега сбежали мутными ручьями на потопленные луга…
– Молодой человек, это все тот же «Евгений Онегин». Где же лирика?
Тут я окончательно стушевался. Действительно, о чем это я? Мысли спутались, и я ухватился за последнюю соломинку:
– Мне близка любовная лирика современных поэтов…
– О, я тоже был когда-то молодым, валяйте. С кого начнем?
Начинаю читать «Письмо из бухты Н» Роберта Рождественского.
– Это тоже не лирика. Это трагедия несостоявшейся семьи…
Сраженный неоспоримыми доводами занудистого экзаменатора, я надолго замолчал.
– Тамара Ивановна, – обратился к женщине-коллеге лирик-экзаменатор, – ответы молодого человека тянут только на «неуд»…
– Что из опубликованного в печати вы представили приемной комиссии? – спросила меня Тамара Ивановна.
– Стихи, зарисовки, репортажи.
– Поставьте ему «удовлетворительно», под мою личную ответственность, – сказала Тамара Ивановна и расписалась в экзаменационной ведомости напротив моей троечки.
Так, благодаря Тамаре Ивановне Бахрами, читавшей на факультете теорию и практику журналистики (она прежде работала в «Правде Востока»), я не «срезался» и был допущен к следующему экзамену.
Подробности эти привожу к тому, что в тот год из более чем семидесяти человек, поступавших на очное отделение факультета журналистики ТашГУ, четверо представляли корейскую диаспору: Григорий Ким, Виталий Магай, Светлана Тен и автор этих строк. Причем, хочу особо подчеркнуть, что по результатам главного профильного экзамена – сочинению – всего двое из семидесяти абитуриентов получили оценку «отлично». И самое приятное и удивительное: пятерки эти получили ребята с корейскими фамилиями – Светлана Тен и Григорий Ким.
Гришка Ким ходил на каждый экзамен в ладной, хорошо отутюженной матросской форме – он только что демобилизовался со срочной службы, и красивая бескозырка с развевающимися голубыми лентами неотразимо действовала не только на экзаменаторов. В итоге, мы все четверо поступили и влились в дружную интернациональную семью студентов университета. Это был всего третий по счету набор на журфак со дня его открытия, и нас, корейцев, насчитывалось там на тот момент всего пятеро – Владимир Ким, зачисленный туда годом ранее, перешел уже на второй курс. Затем в разные годы к нам примкнули Брутт Ким, Владимир Тен и другие.
Буквально через год-два многие из студентов-корейцев перевелись на вечернее отделение, так как были приглашены работать в газеты: Владимир Ким (впоследствии получивший высокое звание Заслуженного журналиста Республики Узбекистан) из многотиражки перевелся в «Комсомолец Узбекистана», Гришка Ким уехал заведовать отделом в «Алмалыкский рабочий», Брутт Ким пришел в многотиражную газету «Ташкентский университет». Виталий Магай впоследствии стал собкором «Правды Востока», а Светлана Тен долгое время проработала в Узбекском информационном агентстве и газете «Народное слово». Владимир Тен возглавлял секретариаты в «Пионере Востока», журнале «Автомир», был представителем газеты «Комсомольская правда» в Ташкенте. И по сей день трудятся: Геннадий Лю – в «Правде Востока»; Платон Дюгай и Сергей Ли – в «Народном слове». Нельзя не упомянуть журналистов Льва Пака, братьев Михаила и Славу Кимов, отдавших не один десяток лет республиканской прессе. Несколько фамилий молодых газетчиков-соплеменников мелькают нынче и на страницах новых изданий.
С октября 1971 -го по август 1975-го года я трудился в газете «Ташкентский университет». Днем работал, вечером учился. Несмотря на определенные трудности, время было интересное, незабываемое. Представляете? Весь день, и даже вечерами, находиться в студенческой среде – что может быть прекраснее!? Многотиражка была, по сути, «учебным полигоном» для студентов факультета журналистики. Наш «шеф», в то время еще старший преподаватель, а впоследствии профессор журфака, доктор исторических наук Феликс Петрович Нестеренко всех своих подопечных заставлял проходить «боевое крещение» в курируемой им газете. Никто не мог избежать этой обязательной для каждого журфаковца участи: хочешь получить зачет по теории и практике партийно-советской печати? Изволь напечататься в многотиражке! Поэтому комнатка на третьем этаже главного корпуса ТашГУ, где размещалась редакция, всегда была полна народу.
Редактор газеты «Ташкентская правда» Борис Миронович Шатуновский (слева) и профессор журфака Феликс Петрович Нестеренко (1972 год);
Помню, как принес свой первый материал со стройплощадки университетского дома культуры первокурсник Брутт Ким. Отличный репортаж! Написан кратко, свежо, талантливо. Неординарностью, своим особым взглядом на описываемые события отличались рукописи Владимира Чернышева, Натальи Бондаренко, Эльвиры Тухватуллиной, Сергея Сактаганова, Александра Живетина, Владимира Косарева, многих других. Уже тогда, по тем первым публикациям, можно было определить – эти ребята достигнут в журналистике больших высот. А какие звонкие, глубоко лиричные стихи приносили в редакцию Тухватуллина, Сактаганов и Косарев! Правда, Володя Косарев учился на филфаке, а Саша Живетин на геолфаке. Но это им нисколечко не мешало попутно заниматься и литературным творчеством.
Наташа Бондаренко уехала в Самарканд, по мужу стала Шакировой, долгие годы проработала собкором «Правды Востока». Эльвира Тухватуллина осела на телевидении, вела и, если не ошибаюсь, до сих пор ведет популярные авторские программы. Сергей Сактаганов стал известным публицистом на востоке России. Рустам Шагаев пополнил плеяду славных фотомастеров, в числе которых имена и наших соплеменников Григория Пуна и Виктора Ана. У всех на слуху были в тот период имена Лутфуллы Кабирова и Мирзаахмеда Алимова – первый возглавил коллектив газеты «Пионер Востока», второй стал собкором «Комсомольской правды», впоследствии оба были назначены на ответственные административные посты. Словом, всех и не перечислить! Факультет тех первых лет взрастил немало талантливых журналистов, которые органично вписались в редакционные коллективы на радио, телевидении, в газетах, писали и пишут славную историю Узбекистана.
На вечернем отделении нашего курса было 25 человек, и почти все мы (за исключением двух-трех) дошли до финала, т.е. до государственных экзаменов и защиты дипломных работ. Большая часть ребят пришла на факультет после службы в армии. Были и те (в основном девушки), – кто влился в студенческую семью сразу после школы: молодые, честолюбивые, еще не успевшие понюхать жизненного пороху.
Конец шестидесятых годов века минувшего – вошел в историю, как время романтиков, физиков и лириков. Время, когда поэты – Ахмадуллина, Вознесенский, Евтушенко – собирали стадионы, а молодые люди с рюкзаками за плечами, презрев городской уют и блага цивилизации, ехали в далекую сибирскую глухомань, весело напевая: «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги…». Это потом, в девяностые, текст переиначили и стали петь: «А я еду, а я еду за деньгами, за туманом пускай едут дураки…»
Студенты-«очники» хвастались, что жизнь у них насыщеннее, интереснее чем у нас, «вечерников». Но мы им нисколько не завидовали. Старались жить даже интереснее. Бывало, выходишь всей группой после первой «пары» из стен университета, а на улице теплая осень, звездное небо и огромное желание не расставаться до утра. И мы шли пешком по «Университетской», и дальше – по «Навои» до Анхора, беззаботно и весело смеялись, поочередно читали стихи и радовались беззаботному общению. Маленькая, очаровательная Танюша Кудрина, помню, любила декламировать: «А мне почему-то всегда не хватало баскетбольного роста…».
Первокурсницы факультета журналистики Татьяна Колесникова(справа) и Татьяна Кудрина(1969 год)
После каждого успешно сданного экзамена или зачета мы собирались у кого-нибудь на квартире, чаще всего – у четы Бандориных на Чиланзаре или Виталия Куликова в Вузгородке – и «гудели» почти до самого утра. Иногда к нам присоединялись и молодые преподаватели и преподавательницы – мы были почти ровесниками, которых не надо было долго уговаривать: им тоже не чужда была безоглядная, полная загадочных надежд, студенческая романтика. За небогатым столом пили дешевое шампанское, с надрывом читали Есенина из «Москвы кабацкой», хором пели наши советские песни и танцевали, танцевали – до упаду…
Университетская многотиражка дала путевку в жизнь многим молодым журналистам. Говорят, здесь начинал свой творческий путь (вместе со своей будущей супругой Инной Глебовной) и народный поэт Узбекистана Александр Файнберг, впоследствии в своих стихах не раз вспоминавший этот прекрасный период в своей жизни. В «Ташкентском университете» проходили профессиональную «закалку» такие газетчики, как Мирзаахмед Алимов, Владимир Ким, Ирина Виноградова, Клавдия Астафьева, Татьяна Колесникова, Абдулла Турдыев, многие другие.
С Ирой Виноградовой и Таней Колесниковой – с обеими я учился в одной группе – мы проработали в многотиражке в общей сложности около четырех лет. Очень талантливые девчонки – хорошо владели словом, могли слету выдать материал на любую тему. Но им, как мне тогда казалось, еще не хватало жизненного опыта, ведь они пришли на журфак сразу после школы. Я был старше них на шесть лет – за плечами служба в армии, поиски своего места в жизни, сопровождавшиеся пессимистичными рассуждениями о бренности бытия. И Ира, и Таня были коренными «ташкентками», жили в семьях и, конечно же, по-своему опекали меня, годами, бобылем, обитающего в обшарпанном рабочем общежитии. Затащить меня в гости на тот период было делом не простым, но под разными надуманными предлогами девочки все же заставили меня у них побывать, где тактичные мамы, пряча в уголках губ улыбку, угощали нерусского гостя всякими домашними вкусностями…
Сегодня, вспоминая обо всем этом, думаю: как давно это было… И в то же время чудится, что это было ну совсем еще вчера…
На снимках: Первокурсницы факультета журналистики Татьяна Колесникова(справа) и Татьяна Кудрина(1969 год); Сергей Сактаганов и автор этих строк (1974 год); Редактор газеты «Ташкентская правда» Борис Миронович Шатуновский (слева) и профессор журфака Феликс Петрович Нестеренко (1972 год);
Из реки по имени факт
Газета «Корейцы Узбекистана» №1 (29) 2021 г.
До недавнего времени он был известен сравнительно узкому кругу читателей, друзей и знакомых, хотя, как журналист с более чем 30-летним стажем, имел все основания выйти далеко за его рамки. Поменяв несколько редакций в поисках наиболее полного приложения своих сил и способностей, остановился на корейской газете, базировавшейся в Алма-Ате, и став её собственным корреспондентом по Узбекистану, написал немало ярких статей, очерков и репортажей, достойных того, чтобы его имя стояло в одном ряду с лучшими мастерами оперативного пера. По мнению коллег, так оно и есть. Но сам Владимир Николаевич остался неудовлетворенным.
- Дело в том,- сокрушается он, - что большинство материалов, подготовленных на русском языке, после перевода публиковалось в корейскоязычной прессе, никогда не щеголявшей обилием читателей. И с каждым годом их становится всё меньше и меньше.
Именно это, а не дым славы волнует и не даёт покоя. В статье под заголовком «В поисках утраченного языка» он прослеживает истоки печальной тенденции:
- А как учились корейскому языку наши отцы и деды полвека назад, с чего начинали? Известно, что они в большинстве своём знали только разговорный, бытовой язык, который «завезли» с Дальнего Востока ещё наши прадеды. Худо-бедно, говорить-то говорили, а вот письменной грамоте обучиться было негде. Нужны были учителя, учебники, словари, методические пособия, а где их взять, если государство не давало на то своё политическое «добро»?
Ситуация в корне изменилась с обретением независимости республиками, где компактно проживает корейское население. Так, в Узбекистане корейский язык можно изучить на курсах или факультативных занятиях во многих городских и сельских школах, в Центре образования Республики Корея, действующем в Ташкенте с 1992 года. «Словом, если хочешь знать язык – не ленись! Всё зависит только от тебя самого», - резюмирует Владимир Николаевич и грустно вздыхает: сколько драгоценного времени упущено, вряд ли удастся его наверстать…
Склонный к глубоким раздумьям, философским размышлениям, он с малых лет знает, что ничего не даётся просто так, с наскока, или посредством трескучих фраз и благих пожеланий. В полном, кстати говоря, соответствии с принадлежностью к своему знаку зодиака. Козерог, как свидетельствует многовековая мудрость, всего добивается своим трудом и волей. Его жизненное кредо – не рассчитывай на чью-то помощь, цени время, так как цель далека, и нужно успеть до неё дойти. Надейся только на себя и всегда будь готов к худшему.
Высокая жизнестойкость, терпение, взвешенность в каждом слове и поступке – всё это обретено им в суровых условиях, в которых он рос и воспитывался. Делится сокровенным только с самыми близкими людьми, никогда и никому не навязывает своего мнения, сдержанный внешне, очень эмоционален, наблюдателен и отличается цепкой памятью. Когда-то, в силу обстоятельств, был подвержен страстям и страстишкам, через которые, впрочем, проходит каждый мужчина, но не каждый может от них избавиться. Владимир Николаевич сумел и с молчаливым сожалением поглядывает на тех, кто не нашел в себе для этого сил. А если дело касается приятелей, то не смолчит. Но не упрекнёт, а постарается хоть как-то помочь. Не одному из них он вежливо, но решительно давал адреса клиник, где избавляют от вредных привычек, и при этом готов был нести все расходы на прохождение курса лечения. Хотя сам, безусловно, отказался бы от подобного дружеского участия – гордость и воля не позволили бы.
Как указали ему звёзды, он должен быть и достаточно амбициозным, чтобы не довольствоваться достигнутым. Но и здесь не спешит лезть наобум на мины. Перво-наперво, – убежден он, – не потерять то, что имеешь, а уж коли замахиваться на большее, то делать это, тщательно взвесив все возможные последствия или побочные явления. Долго не мог заставить себя сесть за главное своё литературное творение. Тема – самая больная и важная для каждого из нас – выживание депортированных корейцев, их детей и внуков в новой среде, обретение своего места под среднеазиатским солнцем, перспективы на будущее. Справлюсь ли?
Наконец решился. А исходил, прежде всего, вот из чего:
«Когда человек перешагивает пенсионный рубеж, его часто посещают мысли о скоротечности бытия и бесконечности мироздания. Позади вроде большая, долгая жизнь, в которой ты успел, кажется всё: и дерево посадить, и дом построить, и детей вырастить. Но иногда нет-нет, да и кольнёт что-то внутри тебя и напомнит: не всё ты ещё сделал в этом мире, не все долги вернул, и не будет на этом свете душе твоей успокоения. Так я взялся за перо и склонился над чистым листком бумаги».
Но принять решение – это ведь только начало. Огромный объём наблюдений и информации надо, как говорится, вновь и вновь пропустить через себя, отсечь лишнее, продумать сюжет и композицию. Изложить всё это в занимательной форме художественного произведения – не хотелось. Утратится достоверность фактов, которые обязательно надо донести до читателя без малейшей примеси домысла. Просмотрев записи в многочисленных рабочих блокнотах, порывшись в выцветших фотографиях и в своей памяти, подумал, что всё это в скором времени безвестно канет в небытие. А ведь в этих по крупицам собранных материалах есть сведения, уникальные своей исторической правдивостью. Многим, особенно молодым, необходимо их знать, чтобы приобщиться к памяти поколений.
И здесь не надо мудрствовать лукаво. Достаточно поведать обо всём на примере типичной корейской семьи. «Кстати, если ты расскажешь о своей семье, начиная от деда и до внуков, то получится именно то, что надо» – посоветовал один из коллег-журналистов, уже опробовавший своё перо в большой литературе.
Так возник замысел повести «Берег надежды». Сверстники автора, рождённые вскоре после второй мировой войны, прочитав её, словно вернутся в свое далёкое детство, кое-где и всплакнут, ибо так живо, словно кистью художника нарисованы сцены быта в саманных лачугах, переезда в неведомые трущобы, потерь самых дорогих сердцу людей. Сцены адского труда на рисовых чеках, заготовки камыша в зимнюю стужу на продувающем ветхую одежонку свирепом амударьинском ветру… И всё это и многое другое, непосильное даже для взрослых мужчин, делалось и руками мальчишек, в промежутках между домашними хлопотами ходивших в начальные классы школы. Страна самонадеянно строила светлое социалистическое будущее, выполняла и перевыполняла пятилетние планы, а в это время на задворках могучего и нерушимого Союза сидели в холоде и голоде тысячи и тысячи семей, не имевших даже собственной крыши над головой. Дотянув кое-как до весны, они с надеждой приступали к очередному севу риса, хлопка и других сельхозкультур, не имея ни электричества, ни техники, ни элементарных бытовых удобств. На передовых рубежах уже осваивали космос, строили имперского размаха дворцы, галереи, эстакады, а здесь время словно припозднилось на полвека и всё базировалось на тягловой человечьей силе. Молодым это трудно даже представить. Поэтому им просто необходимо прочесть «Берег надежды», чтобы лучше оценить своё нынешнее положение, понять, каким трудом достигнут тот уровень благосостояния, который им обеспечили родители.
В многодетной семье, в которой родился в 1947 году автор книги, весь ужас того времени усугублялся неблагополучием во взаимоотношениях родителей. Отец И Сон, человек с большими природными задатками, мог добиться больших высот в избранном деле. Юношей придя на шахту, он быстро, в отличие от многих других своих сверстников, освоил основы горного дела, его заметили, перевели из простых крепильщиков в десятники, мастера. Став начальником участка, он поступил в институт, и всё бы ничего, только не поладил с начальством. А будучи человеком гордым и вспыльчивым, крепко выпил, высказал ему все, что о нём думает и хлопнул дверью. Уехал, неизвестно куда. Потом такое повторялось не раз: уедет, через какое-то время подаст о себе знать или прикажет жене собираться ехать к нему на новое место работы. А новым местом жительства становилась очередная глиняная кибитка.
Однако интересно, как бы далеко он ни забирался, будь то в Туркмении или Каракалпакии, везде примерно в таких же условиях жили и ютились другие корейские семьи. Где-то целыми посёлками, а где-то по несколько дворов. Так что было бы нетипично, если бы И Сон, прозванный на русский манер Николаем, сделал карьеру на шахте в Ангрене. Типичные корейские семьи тех лет осваивали побережья Амударьи, Сырдарьи и впадающих в них рек. Впрочем, глубоко ошибается тот, кто шахтёрскую долю считает легче крестьянской. И тут, и там надо было вкалывать до седьмого пота, чтобы прокормить себя и свою семью. Это – на заметку молодым, которым и невдомёк, что было время, когда работали в основном для того, чтобы не умереть с голоду. О добротном жилье, шикарной мебели и одежде, личных авто, холодильниках, стиральных и прочих машинках могли только мечтать.
Сам Владимир начал зарабатывать на жизнь в 1963 году – заведовал в школе художественной мастерской и одновременно там же учился. После службы в армии работал в Ташкенте: бетонщиком на стройке, художником в проектном институте, корреспондентом в многотиражной газете. В 1975 году без отрыва от производства окончил журфак ТашГУ. Хотя мечтал стать художником, имея на то и талант, и горячее стремление. Не сложилось. Десять лет работал в ангренской городской газете корреспондентом, ответственным секретарем, заместителем главного редактора.
В 1985-м переводом был приглашен собственным корреспондентом в межреспубликанскую газету советских корейцев «Ленин кичи» (ныне «Коре ильбо»). С 1990-го по 1994-й год заведовал ташкентским корпунктом этой газеты. Одновременно по линии общественной деятельности в АККЦУз возглавлял отдел по средствам массовой информации и связям с общественностью.
Корпункт «Ленин кичи» того периода – это пятерка людей, собранных в один кулак для слаженной совместной работы. Причём, в команду попали люди отнюдь не случайные. Она подбиралась, как говорится, не методом «тыка», а продуманно и взвешенно, с прицелом на то, что каждый из них сможет вложить свою, пусть и небольшую, лепту в сохранение национальной культуры. Их тщательно подбирали путём многочисленных опросов и только потом приглашали на работу. Все они до этого довольно-таки успешно трудились в русскоязычных изданиях, были там востребованы. Причём, при выборе кандидатуры учитывались не только образование и профессиональные качества, но, в первую очередь, их готовность стать добровольными летописцами диаспоры. Владимир Ким пришёл из газеты «Комсомолец Узбекистана», Вячеслав Ли – из «Пионера Востока», Брутт Ким – из «Крыльев Востока». Виктор Ан, прежде чем прийти в корпункт фотокорреспондентом, испробовал себя в различных ипостасях, но тяга к творчеству взяла верх, и он посвятил этому делу всю жизнь.
В 1994-м году в редакции началась реструктуризация, но, не дожидаясь её итогов, Владимир неожиданно для многих уехал на луковое поле. Так в подобных ситуациях поступал его отец – просто резко срывался с места и никого ни о чём не предупреждал и не просил. Взыграло ли тут ретивое отцовское или был в этом тайный замысел, погрузившись в пучину «кобонди», набраться впечатлений для будущей книги – неизвестно. Спросить напрямую – было бы не совсем корректно. Скорее всего, тема сельскохозяйственного гастрабайтерства корейцев пока досыхает в его запасниках.
Вернувшись с опостылевших грядок, несколько лет работал в газете «Коре синмун». Публиковался в различных общественно-политических и литературных журналах, альманахах, сборниках. В 2012-м году при содействии АККЦУз издал книгу о корейской диаспоре Узбекистана «Берег надежды». Вышла она ограниченным тиражом, но с учётом публикации в электронном виде на сайте «Коре сарам», на страницах альманаха «Ариран 1937», вполне достаточным для того, чтобы принести автору настоящую известность.
Книга состоит из двух разделов, в первом – серия репортерских заметок с фотоиллюстрациями о наших соплеменниках, творивших многогранную историю корейской диаспоры Узбекистана в разные периоды её жизни, во втором – автобиографическая повесть. Автор далёк от мастеровитой кичливости, игры слов, применения наиболее выигрышных литературных приёмов, зачастую предназначенных лишь для того, чтобы блеснуть эрудицией и показать самого себя в самом выгодном свете. Напротив, порой он, не боясь «потерять лицо», описывает эпизоды, где, мягко говоря, оказывался не на высоте, а то и вовсе совершал поступки, заслуживающие осуждения. Не щадит и других героев, не сглаживает углы, каждому воздавая по заслугам. С особой теплотой вспоминает людей, которые в тяжелейших условиях выживания делились последним, протягивали руку помощи в трудную минуту. При этом «перескакивал, – как написал в послесловии,- с одного факта на другой, совершенно не заботясь о целостности картины». Это художник, сидящий в нём, водил его пером, словно кистью, которому не важно, в какой очередности накладывать мазки и насколько они соответствуют критериям высокой оценки. Главное – чтобы произведение получилось кристально правдивым, привлекало, захватывало, не оставляло равнодушным. Пусть потом спорят – насколько оно удалось, гораздо важнее донести то, что руководило автором. И эта цель, безусловно, достигнута.
О том, когда и как родилась идея написать книгу, Владимир Николаевич рассказывал в одном из интервью:
– После пяти лет скитаний по России, Украине и Казахстану в поисках заработка я вернулся домой, и в чулане среди прочего хлама случайно обнаружил картонную коробку, в которой чудом сохранились покрытые пылью фото негативы очень популярной тогда фирмы «Свема». В далеком 1971-м я купил с рук подержанный фотоаппарат «Зоркий-4» (тогда я работал в многотиражной газете «Ташкентский университет»), с которым не расставался почти двадцать пять лет, снимая на плёнку героев моих очерков, зарисовок и репортажей. Я собрался, было, выбросить негативы на мусорную свалку, но в последний момент что-то меня остановило. Занёс коробку домой и кинул под топчан, и она пролежала там ещё около десяти лет. И тут мне пришло в голову написать серию репортёрских заметок о наших соплеменниках (назвать их очерками у меня не поворачивается язык), где доминирующую роль должны были сыграть именно фотографии. Так родилась рубрика «Диаспора в лицах», первый материал которой «А Карадарья течёт по-прежнему» был опубликован в газете «Корё синмун» …
Добавлю, что в издание книги – обработку и оцифровку фотографий, электронную вёрстку, редактуру, я вложил свои кровные – годовую пенсию. Жена Арина, с которой к тому моменту прожил 40 лет, отнеслась к затее с пониманием и готовностью урезать домашние расходы. Это к тому, чтобы сразу отсечь инсинуации о наличии меркантильных интересов. Сделать себе «имя»? По тем снимкам и материалам, которые опубликованы в книге, можно сделать вывод: двадцать лет назад, нас, собкоров «Коре ильбо», соплеменники по всей республике знали, что называется, в лицо. И в тех первых городских и республиканских корейских центрах собкоры корпункта играли не последнюю роль. Так что это уже пройденный этап. Я действительно руководствовался только одним стремлением – сохранить для истории факты и снимки, которые могли, к сожалению, исчезнуть бесследно. Теперь я искренне рад, что этого не произошло.
– А будет ли продолжение книги?
– Я уже в том возрасте, когда нужно спешить – иначе поезд уйдёт, и ты не успеешь. Этим, в первую очередь, и продиктовано моё решение опубликовать «незавершёнку». Во-вторых, хотелось, как сейчас говорят, в режиме онлайн увидеть реакцию читателей. Я ведь человек адекватный, нисколько не обольщаюсь и прекрасно понимаю – литературные достоинства книги минимальны. Как говорят, на безрыбье… А вот для историков недалекого будущего – это настоящая кладезь. Хотя найдутся критики, которые все равно не преминут меня охаять. Ну и, в-третьих, «безлошадному» писателю или журналисту издать в наше время некоммерческую книгу – это всё равно, что руками достать с неба звезду. Некоторые мои знакомые с удивлением смотрят на меня и крутят пальцем возле виска – «Зачем тебе это?». Но я на них не обижаюсь. Помните, один из великих как-то сказал: самое ценное, что человек может оставить после себя – это дети, и то, что он создал в течение всей своей жизни своим умом и руками. Всё остальное – тлен. Так что – ещё не вечер…
Обозревая в контексте этих слов журналистскую и писательскую деятельность Владимира Николаевича, следует отметить не только его высокий профессионализм, который сам он оценивает более чем скромно, но и большую организаторскую работу, которую вёл в рамках работы в корпункте газеты. Эта вторая, и до поры до времени как бы второстепенная составляющая, заняла подобающее ей место во второй половине восьмидесятых, когда грянула так называемая горбачевская перестройка. Слово это, впервые вылетевшее из уст Михаила Сергеевича, было, наверное, самым произносимым в те смутные годы «разброда и шатания». В общественном движении начались смелые эксперименты. Пример других заразителен, если он уже обкатан и не сулит серьезных неприятностей экспериментаторам. Сначала робко, а затем и более решительно заговорили о переменах и в редакции. Так в начале девяностых появилось 16-страничное еженедельное русскоязычное приложение «Коре», куда были приглашены на работу лучшие писатели и журналисты из числа казахстанских корейцев.
Выход приложения явился мощным стимулом и для творчества ташкентских собкоров – они стали более требовательно относиться к подготовке материалов.
Но вместе с духовной удовлетворенностью пришло и некое сомнение в правильности такого шага – ведь, по сути, переход газеты на русский язык фактически ещё больше отдалял нас от нашей национальной культуры. Появилось гнетущее ощущение, что встали на тупиковый путь.
И вот вдруг в одночасье развалился могучий Советский Союз – огромная страна распалась на пятнадцать независимых республик. И единая когда-то четырехсоттысячная диаспора советских корейцев, более века вбиравшая в себя культуру и язык русского народа, раздробившись на мелкие кусочки – опять же не по своей воле! – оказалась размазанной по новым суверенным государствам, коренные жители коих заговорили вдруг исключительно на своих национальных языках.
- Конечно, – вспоминает Владимир Николаевич, – ничего не зависело от нашей воли, мы были поставлены перед фактом и обречены воспринять развал могучей империи как историческую неизбежность. А после объявления Узбекистаном своей независимости мы вдруг разом, наперебой заговорили о возрождении национального языка, культуры, обычаев. Нет спору – мысль сама по себе прекрасная, но как её материализовать на практике?
Идея создания корейской общественной организации, которая целенаправленно занималась бы решением наболевших вопросов, родилась и долго вынашивалась в стенах нашего корпункта. У руля этого движения встал его заведующий Владимир Наумович Ким, человек относительно молодой – ему исполнилось к тому времени 44 года – полный решимости начать и довести благородное дело до победного конца.
Корпункт газеты стал боевым штабом: здесь разрабатывались тактика и стратегия действий на ближайший период и на перспективу, писались проект устава и программа будущей общественной организации. Члены инициативной группы провели огромную подготовительную работу, венцом которой стало собрание корейской общественности, где был избран оргкомитет по созданию республиканского культурного центра.
Сегодня, по прошествии нескольких десятилетий, мало кто вспоминает, где и как всё это начиналось. В конце 80-х и начале 90-х годов века минувшего корпункт газеты «Коре ильбо» в Ташкенте был, по сути, единственным форпостом, связующим центром, куда приезжали эмиссары обеих Корей для налаживания (ещё далеко не межправительственных) различных контактов с представителями нашей диаспоры. Даже в частных поездках гости в первую очередь искали в городе офис корпункта и, заручившись его поддержкой – информационной, моральной, бытовой, экскурсионной, транспортной – продолжали свой путь дальше. Это было время, когда собкоры хорошо понимали: в коридорах корпункта после долгой, изнурительной политической «засухи» зарождаются первые истоки национального возрождения и сближения «корё сарам» с братьями и сёстрами с далекой родины.
…Наш замечательный поэт Угай Дегук, подводя на склоне лет итоги своей жизни, сказал внимательно слушавшим его ученикам:
– Прежде чем начать писать стихи, я долгие годы работал в органах статистики. Это, конечно же, наложило свой отпечаток на всё, даже на отношение к творчеству. Так вот: подсчитав свои возможности и уровень их реализации, я узнал, что выполнил своё предназначение на 40 процентов. До обидного мало. Так что задумайтесь, где мы напрасно убиваем время.
Не так давно мы обсуждали этот беспощадный вердикт с Владимиром Николаевичем, и он с присущей ему скромностью заметил: «Мне бы столько успеть» … Не успокоенность, неудовлетворенность самим собой – вот вечный двигатель творческого человека. Каждую новую свою вещь он воспринимает лишь как задел на будущее, как ещё один шажок на пути к полному самовыражению.
Геннадий Лю,
фото из архива В.ЛИ