Корейские инсургенты на приисках Якутии и Приамурского края (1915-1916 г.г.)

 11 апреля 2021 •  22 просм. •  История, Корё сарам

ВАЛЕРИЙ КИМ,
г. Кемерово

В 1915 году, после начала мировой (европейской, как ее тогда называли) войны, корейские инсургенты «Армии Справедливости» были вынуждены прекратить боевые действия с японцами в Маньчжурии. Они перешли на левый берег Амура и сдались русским властям. Возможно, что некоторое время находились в Благовещенской тюрьме вместе с интернированными немцами и австрийцами, арестованными в это время в Амурской области. Но архивные документы об этом пока не найдены.

Совет Министров Российской империи во главе с И.Л. Горемыкиным 21 апреля 1915 г. на своем заседании разрешил работу корейцев на золотых приисках к востоку от меридиана Волги [1]. По этой причине генерал-губернатор Приамурского края Гондатти Н.Л. в конце 1915 г. приказал всех арестованных корейских политических эмигрантов и инсургентов отправить в отдаленные районы края на прииски [2]. Это подтверждается архивными «делами» расстрелянных в Ойротии корейцев.

Так, например, в «деле» Хан Лин Мена (1888 г.р.) записано, что он в 1915-1916 г.г. работал на самом дальнем в Якутии прииске Тимптон. В «деле» Ким Он Гена (1882 г.р.) записано, что он работал на зейском прииске. Вероятно, на одном из самых дальних приисков Верхне-Амурской золотодобывающей компании за складом Бомнак. Например, на Веселом или Владимировском. В «деле» Ли Ден Сиби (1866 г.р.) записано, что он работал на   прииске   «в   местечке   Агдон за Благовещенском». В «деле» Сан Ти Ени  (1889 г.р.) записано, что он был отправлен на Черемховские угольные копи в Иркутскую губернию, где работало много каторжников и ссыльных [3].

К сожалению, в других следственных «делах» ойротских корейцев об их работе в Приамурском крае говорится весьма уклончиво. Ведь сохранившиеся (вторые) варианты протоколов допроса были фальсифицированы следователями. Из них выбросили все упоминания о корейской партизанской войне и о том, что ойротские корейцы воевали в интернациональных частях Красной армии. В большинстве «дел» записано, что в России корейцы работали на дальневосточных приисках, в рыболовстве и в сельском хозяйстве, а также на железной дороге и на разных предприятиях Приамурского края.

Меня, как бывшего горного инженера и внука Ким Он Гена, заинтересовало то, что некоторые ойротские корейцы работали в 1915-1916 г.г. на приисках Приамурского края и Якутии. И если понять, где находились прииски Тимптон и Владимировский, не сложно, то этого нельзя сказать о прииске в «местечке Агдон». Дело в том, что прииск с таким или похожим названием в горно-технической литературе и статьях не упоминается [4,5].

Слово «Агдон» явно эвенкийского происхождения. «Агдун» или «авдун» означают «медвежью берлогу» или «глухое место» [6]. Вот только где это «место» находится?!

С помощью Интернета я выяснил, что в эвенкийском селе Усть-Нюкжа давно существует национальная община «Агдан», занимающаяся разведением северных оленей, охотой на пушных зверей, сбором   лекарственных   трав   и ягод [7]. Вот только золотые прииски в бассейне нижней части реки Нюкжи появились только в 1930-е годы [8].

Зато в среднем течении Нюкжи   южноякутские прииски начали работать в 1915-1917 г.г. То есть в те годы, когда на них могли появиться интернированные корейцы. Просуществовали они недолго и были разорены во время Гражданской войны. Но в   настоящее время эти  прииски  частично работают как участки Соловьевского прииска [4, с. 153-156] и относятся теперь не к Якутии, а к Амурской области.

Возможно ли, что интернированные корейцы из императорского рода Ли работали на одном из нюкжинских приисков? Весьма возможно! Я попытаюсь это доказать с помощью книги русского геолога Э.Э. Анерта «Богатство   недр   Дальнего Востока»,     изданной во Владивостоке в 1928 г. [5].

Просматривая книгу Э. Анерта, я нашел раздел, посвященный нюкжинским приискам [ 5, с. 490-495 ]. И в этом разделе сказано о том, где и как работали в 1915-1917 г.г. прииски золотопромышленника Г.П. Ларина. В частности, наиболее разведаны   были   золотоносные   площади на приисках Ходя и Гранатном (см. рис. 1). Там велись подготовительные работы. Но добыча золотого песка велась   старательским   (золотническим)   способом   только   на прииске  Ходя «под присмотром»… И как этот «присмотр» понимать? Скорее всего,  речь   шла  о «желтых» старателях, охранявшихся горной стражей.   И   этот     факт     о     многом     говорит!

Из этой информации можно сделать вывод о том, что все ларинские прииски находились в стадии подготовительных работ из-за нехватки рабочей силы. Именно поэтому   на самом   разведанном прииске Ходя использовали дешевый «желтый» труд китайцев и корейцев.

Вполне возможно, что на частном прииске Ходя работали интернированные корейцы – под присмотром   горной   стражи   или   солдат срочной службы. Ведь в это время шла мировая война и вся Амурская область        находилась на военном положении. Русские старатели ушли воевать на фронт, а китайские золотничники стали требовать двойного увеличения своей зарплаты. Поэтому Г.П. Ларин мог взять на работу на прииск Ходя вместо китайцев интернированных корейцев, которым зарплату вообще не надо было платить, а только кормить «тем, что Бог послал». То есть весьма скромно.

Рис. 1. План расположения нюкжинских приисков (из книги Э. Анерта «Богатство недр Дальнего Востока»)

Район нюкжинских   приисков   эвенкам   был   известен   очень   давно.

Подтверждается это тем, что рядом с бывшим прииском Ходя существует древняя писаница на скале Шаман. Возраст петроглифов на этой писанице составляет от 10 000 лет до нескольких сотен [9]. Поэтому наверняка в этом районе когда-то располагалось большое эвенкийское стойбище.

Могло это стойбище называться «Агдоном»? Возможно! Ведь те места тем и отличались, что были очень заболоченными (глухими) и там водилось много медведей. Поэтому на писанице на скале Шаман есть изображение медведицы.

Мог Ли Ден Сиби общаться с эвенками и запомнить слово «Агдон»? Я уверен, что мог! Ведь эвенки (тунгусы) являются родичами северных корейцев. И если сейчас много говорят о родстве между корейцами и алтайцами, то это в еще больше мере можно сказать и об эвенках, которые в древние времена проживали не только в районах Приамурья, но и на Корейском полуострове [10]. Поэтому Ли Ден Сиби не просто общался с эвенками, но разговаривал с ними на понятном им языке. Вот от кого он узнал об Агдоне!

Ли Ден Сиби родился в Сеуле и, судя по его иероглифической подписи, был образованным человеком из аристократической семьи. Он хорошо знал русский язык, так как с 1890 года по 1905 жил и работал в Приморской области на строительстве Уссурийской железной дороги. После «японской войны» (так записано в протоколе допроса), работал на золотых приисках Амурской области. Но при каких обстоятельствах там оказался, не известно.

По моему мнению, Ли Ден Сиби участвовал в русско-японской войне в составе корейской дружины под командованием Ли Бом Юна. А после ее окончания стал партизаном «Армии Справедливости», воевавшей с японцами в Корее и в Маньчжурии. По возрасту он был почти ровесником Ли Бом Юна и Хон Бом До и мог быть командиром партизанского отряда.

После Гражданской войны в Западной Сибири Ли Ден   Сиби «вместе с другими корейцами» оказался в Омске, где работал на разных предприятиях города. Возможно, служил в 208 батальоне ВЧК охранником. В 1921 г. Ли Ден Сиби женился на русской девушке Варваре Матюшиной возрастом 17 лет.

Современные эвенки из поселка Усть-Уркима (существующего недалеко от заброшенного поселка Средняя Нюкжа) ничего не знают об Агдоне. Точно так же, как и амурские краеведы [11]. Хотя они подтверждают, что это слово эвенкийского происхождения и оно может косвенным образом быть связано со Средненюкжинской писаницей. Ведь существует слово «агды», переводимое как «гром» или «гроза». То есть запретное для простых эвенков место у горы с писаницей. Никто, кроме шаманов, название этой горы не знал, а если знал, то не мог его произносить   под   страхом   смерти.

Вот в каком «страшном месте» работали корейские инсургенты!

Но пребывание интернированных корейцев на золотых приисках Приамурского края и Южной Якутии было не долгим. Летом 1916 года Россия и Япония заключили Договор о взаимопомощи [12, с. 556-558]. В соответствии с этим договором Россия обязана была всех интернированных ранее корейцев передать Японии для суда над ними. Но генерал-губернатор Гондатти не захотел это сделать и приказал отправить всех корейских инсургентов вместе с маньчжурскими китайцами и корейцами на строительство Мурманской железной дороги. Это подтверждается   протоколами   многих   следственных «дел» ойротских корейцев.

На приисках охотского побережья Приамурского края с 1915 г. также работало много корейцев. Их было около 1000 человек [4, с. 218-225]. Не все из них являлись бывшими инсургентами, но такие корейцы на охотских приисках имелись. Они работали под конвоем вооруженной охраны по 12-14 часов в сутки. Во время Гражданской войны именно они подняли восстание на своих приисках, организовали партизанские отряды и ушли вместе с золотом на юг Дальнего Востока. Например, отряд Ким Ын Не, передавший в 1920 г. командованию Пятой Красной армии в Иркутске 12 пудов россыпного золота [13, с. 134-135], а потом воевавший за советскую власть в составе Интернационального полка этой армии.

Но были и другие корейские инсургенты с охотских приисков. Они не признали советскую власть и воевали только с японцами.

В частности, известен отряд Кан Кун Мо, прибывший в Приморскую область с охотского побережья в 1919 г. [14].

Кан Кун Мо в старой Корее служил фельдфебелем пограничной стражи в городе Букчон (Пукчхон). Этот северокорейский   город   находится   в провинции Хамгён-Намдо – недалеко от побережья Восточного (Японского) моря. Отсюда можно сделать вывод, что Кан Кун Мо и его партизаны были участниками первой партизанской войны в Корее с японцами, после ее поражения ушедшими в Россию. В 1915 г. они были отправлены в Охотский район Приамурского края, где работали на приисках под надзором горной стражи.

Во время Гражданской войны вместе со своим товарищем Ким Чен Номом (бывшим   офицером   пограничной корейской стражи) и другими корейцами   Кан Кун Мо организовал в Приморской области свой отряд. В больших боях с японцами этот отряд не участвовал из-за постоянных раздоров между   его   командирами   и простыми партизанами. В 1922 году этот отряд был расформирован большевиками, а его командир бежал в Маньчжурию.

История   отрядов Кан Кун Мо и Ким Чен   Нома, а   также    Ким   Ын   Не указывает на то, что корейских инсургентов отправляли не только в Южную Якутию, но и на самые северные прииски охотского побережья Дальнего Востока. Вероятнее всего, пароходами из Владивостока.

Почему охотских корейцев не отправили на Кольский полуостров, можно только предполагать. Возможно, из-за отдаленности Охотска от японской (бывшей корейской) границы. Сбежать оттуда в Корею было практически невозможно ни по морю, ни по суше. Да и золото требовалось русским властям, завязшим в кровопролитной мировой войне.

В отличие от маньчжурских китайцев и корейцев, завербованных в Харбине по договорам, корейские инсургенты были отправлены на Кольский полуостров принудительно – в соответствии с приказом царя Николая Второго об интернировании в отдаленные районы России подданных враждебных стран [12, с. 440] на время европейской войны. И хотя в этом приказе подразумеваются иностранцы из европейских стран, но корейские инсургенты к этой категории «потенциальных шпионов» тоже относились. И специального приказа для их интернирования в отдаленные районы России не требовалось. Отправили на Кольский полуостров – и с глаз долой!

Таким образом бывшие инсургенты оказались в Романове-на-Мурмане, где находились до Октябрьского переворота. Одни из них работали в порту грузчиками, а другие – на северных участках строительства Мурманской железной дороги. Узнав о событиях 25-26 октября 1917 г., происходящих в Петрограде, китайцы и корейцы отправились по только что построенной Мурманской железной дороге в столицу бывшей Российской империи. Там они стали массово переходить на сторону большевиков и приняли активное участие в Гражданской   войне   на   Урале   и   в   Западной Сибири в 1919-1920 г.г.

 Многие   из   корейских   интернационалистов   после Гражданской войны в 1920-1923 г.г. жили в Тюмени и в Омске, а также в Новониколаевске, Барнауле, Бийске и Семипалатинске.  Они служили в батальонах   ВЧК   охранниками   или сотрудниками Губчека. Но после реорганизации ВЧК в ГПУ всех интернационалистов стали под разными предлогами изгонять из этого ведомства. Ким Он Ген, проживавший в Тюмени под псевдонимом Ким Ван Ген, был уволен с железной дороги и исключен из РКПб [15]. Ему и другим тюменским корейцам пришлось ехать в Бийск для трудоустройства в Бийской золотопромышленной конторе. Но труд старателя всем корейцам был хорошо известен, а потому они с энтузиазмом взялись   за   новое-старое для них дело. Совсем не подозревая о том, чем их жизнь закончится в январе 1938 г.

_____

Использованные источники:

1. Об ограничении применения труда китайцев и корейцев в русской промышленности /фотокопии – Л.: ЦГИА, Ф. 1276, Оп. 11, Д. 471.
2. Синиченко В. В. Правонарушения иностранцев на востоке Российской империи во второй половине Х1Х-начале XX веков – Иркутск: ВСИ МВД России, 2003, 192 с.
3. Анализ биографических данных корейцев, расстрелянных 12 января 1938 г. в Ойрот-Туре / Сб. материалов Всероссийской научно-практической конференции «Историко-архивное наследие Сибири в системе внутрироссийских и международных коммуникаций» / под ред. К.В. Захарова – Новосибирск, 2020. – с. 104-113.
4. Кириллов В.Е., Афанасьев П.Ю. На золотых промыслах Дальней России. К истории золотодобычи на юге Российского Дальнего Востока. – Благовещенск: ООО «Издательская компания «РИО», 2003. – 272 с.
5. Анерт Э.Э. Богатство недр Дальнего Востока [Текст] – Хабаровск: Кн. дело; Владивосток: Кн. дело, 1928. – 932 с.
6. Русско-эвенкийский словарь /Состав. Г.М. Василевич; под ред. Н.Н. Поппе [Текст]. – М.: Госиздат. иностран. и национ. словарей, 1940. – с. 7
7. Амурские эвенки вышли из тайги за деньгами / Электронный ресурс. Режим доступа: https://asn24.ru/news/society/22786/
8. Хатылаев М.М. Золотопромышленность Якутии (1923-1937 г.г.) – Якутск: Якутское кн. изд., 1972 г., 211 с.
9. Кякшто Н.Б. Писаница Шаман-камня [Текст] – Ленинград: СГАИМК, 1931, № 7, с. 29-30.

10. Бутин Ю.М. К проблеме происхождения корейцев и маньчжур / Сб. научн. ст. «Проблемы реконструкции в этнографии» – Новосибирск: СО АН СССР, 1984, с. 38-55
11. Мельников А.В. Топонимический словарь Амурской области / Под ред. А.В. Мельникова, П.Ю. Афанасьева – Благовещенск: Хабаровск. кн. изд., 1989, 416 с.
12. Законодательные акты, вызванные войной 1914-1916 г.г. / Состав. Авербах О.И. / Сборник документов; неофиц. изд. [Текст]. – Петроград, 1916 г., т. 4, 756 с.
13. Ким М.Т. Корейские интернационалисты в борьбе за власть   Советов на Дальнем Востоке (1918-1922) [Текст] – М., Наука, 1979, 142 с.
14. Хорим Цой. Очерк истории корейцев в ДВК. Часть вторая: Корейское партизанское движение в годы гражданской войны в ДВК [Электронный ресурс] / Цой Хорим // Корё Сарам: электронный сайт. – Режим доступа: http: // www. Koryo-saram ru. (03.10.2009).
15. Деятельность корейско-китайской секции иностранных коммунистов при Тюменском губкоме РКПб. [Электронный ресурс] – Режим доступа:  http://archiv.72to.ru.
16. ГАСПИТО Ф. П4. Оп. 13. Д. 761