Ким Н.Н., Хохлова Е.А.: "Эволюция социального положения женщин в Корее: от традиционного общества к современному"

© 2017 Н. Н. КИМ ^а-б), Е. А. ХОХЛОВА ^а)

^а) Высшая школа экономики, Москва
^б) Институт востоковедения РАН

Подчиненное положение женщин в традиционном корейском обществе, сведение их роли к ведению домашнего хозяйства и деторождению освящались и закреплялись господ­ствующей неоконфуцианской доктриной, трактовавшей неравенство полов как законный порядок поддержания вселенской гармонии. Освобождение Кореи, становление демократи­ческой государственности на Юге Корейского полуострова, интенсивное развитие эконо­мики содействовали расширению прав женщин, но не решили в целом проблемы гендерно­го неравенства. Целью настоящего исследования является определение основных этапов и факторов эволюции социального положения корейских женщин (Республика Корея). Ав­торы исследования попытались взглянуть на проблему их постепенной эмансипации, рас­сматриваемую с учетом факторов социокультурного и политического развития корей­ского общества.

Ключевые слова: корейские женщины, традиционное общество, модернизация, гендерное неравенство.

EVOLUTION OF THE SOCIAL STATUS OF WOMEN IN KOREA: FROM TRADITIONAL TO MODERN SOCIETY

Natalia KIM ^a-b), Elena KHOKHLOVA^b)

^a)Higher School of Economics, Moscow

^b)Institute of Oriental Studies, Moscow

For a long time social responsibilities of Korea women were normally restricted to the household and reproduction. Subordinate position of women in the traditional Korean society was promoted and reinforced by dominant neo-Confucian doctrine, according to which gender inequality was important to maintain the universal harmony. The liberation of Korea, establishment of a democratic state

КИМ Наталья Николаевна — доцент Школы востоковедения, НИУ Высшая школа экономики; науч­ный сотрудник Института востоковедения РАН; plotnikovan@mail.ru; nkim@hre.ru

ХОХЛОВА Елена Анатольевна — преподаватель Школы востоковедения, НИУ Высшая школа эконо­мики; lena.khokhlova@gmail.com; ekhokhlova@hse.ru.

Natalia KIM – Associate professor, School of Asian Studies, National Research University “Higher School of Economics”; Research Fellow, Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences; plotnikovan@mail.ru; nkim@hse.ru.

Elena KHOKHLOVA, lecturer at School of Asian Studies, National Research University “Higher School of Economics”; lena.khokhlova@gmail.com; ekhokhlova@hse.ru.

* В данной научной работе использованы результаты проекта “Gender Politics and Everyday Life in the ROK and DPR Korea”, выполненного в рамках индивидуальных исследований факультета мировой эконо­мики и мировой политики НИУ ВШЭ в 2015 г.

on the south of the Korean Peninsula and intensive development of the economy contributed to the empowerment of women but did not solve in general the problem of gender inequality. This study aims to determine the main stages and factors of the evolution of social status of women in the Republic of Korea. The authors analyze the problem of gradual emancipation of Korean women in the context of socio-cultural and political development of Korean society.

Keywords: Korean women, traditional society, modernization, gender inequality.

В XXI в. поощрение гендерного равенства и расширение прав и возможностей жен­щин считается одной из приоритетных целей развития государств современного мира. В докладе ООН “Цели развития тысячелетия” (2015) разрешение ключевых проблем в области гендерного неравенства определяется как необходимое условие устойчивого и прогрессивного развития общества [Цели…, 2015, с. 31]. Главными векторами гендер­ной политики сегодня являются устранение дискриминации женщин в правовой сфе­ре и на практике, достижение равных возможностей для мужчин и женщин на рынке труда, в процессах принятия решений в частной и общественной жизни и пр. Вслед­ствие такой постановки целей развития мирового сообщества резко возросло значение показателей человеческого развития, в том числе гендерной статистики, при определе­нии общего уровня прогрессивности того или иного государства. Экономически раз­витые страны мира демонстрируют в среднем высокие показатели индексов развития человеческого потенциала (Human Development Index), гендерного развития (Gender Development Index) и низкие – индекс гендерного неравенства (Gender Inequality Index), индекс гендерного разрыва (Gender Gap Index)^[1].

По классификации МВФ, Республика Корея (РК) относится к числу эконо­мически развитых стран мира. Несмотря на высокие доходы на душу населения, уровень развития человеческого потенциала, Южная Корея отстает от наиболее прогрессивных стран Западной Европы по показателям паритета между полами. В 2015 г. индекс развития человеческого потенциала в РК составил 0.898 (17-е место из 188 стран), индекс гендерного развития (ИГР) — 0.93, тогда как индекс гендерно­го неравенства (ИГН) — 0.125 (23-е место из 155 стран) [United Nations Development Programme. Human Development Report 2015. Republic of Korea], а индекс гендерно­го разрыва — 0.649 (116-е место из 144 стран) [The Global Gender Gap report 2016]. Высокий показатель гендерного неравенства применительно к развитым эконо­микам мира, как правило, свидетельствует о сравнительно низкой степени заня­тости женщин в общественном производстве, слабой представленности в органах власти. Хотя за последние 20 лет Южной Корее удалось добиться значительного роста экономической занятости женщин^[2], увеличения участия в представительных и исполнительных органах власти^[3], повышения уровня высшего образования^[4], тем не менее остаются актуальными вопросы дискриминации женщин в оплате труда, в сфере трудоустройства и продвижения по службе, правовой защиты материнства^[5].

Важно иметь в виду, что достижение гендерного равенства не связано напрямую с общим экономическим развитием государства. Страны с высокими доходами на душу населения часто демонстрируют большие успехи в развитии человеческого потенци­ала и одновременно глубокий разрыв в социально-экономическом положении меж­ду мужчинами и женщинами. К таким странам относятся Южная Корея и Япония^[6]. Причин данного феномена может быть много, при этом особое значение имеет социо­культурный фон гендерного развития. Страны Восточной Азии, относящиеся к ареалу действия конфуцианской традиции и совершившие модернизационный скачок в исто­рические сжатые сроки, обычно характеризуются ограниченным участием женщин в принятии решений в общественной жизни, глубоким гендерным разрывом в оплате труда и карьерных возможностях для женщин.

Основанная на принципе жесткой социальной и гендерной иерархии конфуци­анская идеология оказала большое влияние на формирование современной трудовой и семейной этики в Южной Корее. Между тем конфуцианство как фактор, препятству­ющий равноправию полов, естественно, не является единственной структурной при­чиной существующего в обществе гендерного разрыва (gender gap). Пытаясь выяснить причины неравенства полов в Республике Корее, необходимо учитывать совокупность факторов политического, экономического и культурного развития государства. Цель настоящего исследования заключается в определении основных этапов и факторов эволюции социального положения корейских женщин. Какие факторы содействовали эмансипации корейских женщин, а какие препятствовали данному процессу? Каковы структурные причины гендерного разрыва в Южной Корее? Все эти вопросы требуют разъяснения, которого, на наш взгляд, невозможно достичь, если рассматривать про­блему гендерного разрыва вне связи с особенностями исторического развития Кореи. В этом смысле представляется важным понять, каким образом в процессе перехода Кореи от традиционного общества к современному, от аграрной стадии развития к ин­дустриальной менялись социально-экономический статус и восприятие социальных ролей женщины.

Место и роль женщины в обществе и семье в традиционной Корее династии Чосон (1392—1910) на протяжении более пяти веков четко определяла и регулировала доктри­на неоконфуцианства. Взаимоотношения в обществе строились на основе подчинения всеобщей иерархии, предусматривающей для каждого человека определенное место и роль, сохраняя которые он способствовал поддержанию вселенской гармонии. В пос­тулате самганорюн были прописаны “три принципа и пять отношений”. Три принципа объясняли, как должны строиться отношения между правителем и вассалом, родите­лями и детьми, а также супругами. Пять отношений регламентировали нормы того, как должно относиться к правителю, родителями, старшему, к друзьям, супруге или супругу [Тягай, 1971, с. 13].

Отношения между супругами являлись одним из трех наиболее важных принципов построения правильного общества и идеального государства. Считалось, что гармо­ния и мир в семье обеспечивают процветание страны; поэтому часто в традиционных корейских романах нарушение гармонии в семье влечет за собой смуту в государстве. Согласно постулату пубуюбёль мужчина и женщина — существа неравные, поскольку их сущность противоположна. Считалось, что мужчина — существо активное и домини­рующее, а женщина пассивна и должна подчиняться воле мужчины. Предусматривался определенный набор занятий, связанных с организацией домашнего быта, занимаясь которыми женщина выполняла свою функцию в поддержании гармонии в семье и го­сударстве. Женщине предписывалось беспрекословно подчиняться мужчине: в доме родителей девочка подчинялась отцу, после замужества — мужу, в случае смерти по­следнего — сыну (старшему). Жена была обязана хранить верность мужу даже после его смерти, что означало невозможность повторного брака.

Чем выше была сословная принадлежность женщины, тем более затворнический образ жизни она вела и тем строже был контроль над соблюдением правил поведения. Женщины-аристократки из сословия янбан проводили большую часть жизни в анчхе — специально отведенных для них комнатах, расположенных в глубине дома; бытовое пространство женщины и мужчины строго разграничивалось. Женщинам запреща­лось показываться мужчинам — не членам семьи, поэтому в случае необходимости по­кинуть дом аристократка должна была перемещаться в закрытом паланкине. За пе­шие прогулки и игры на природе по закону предусматривалось наказание в сто ударов палкой. Аристократки должны были закрывать лицо специальной накидкой. Только крестьянки, работавшие в поле наравне с мужем, составляли исключение [Ли Вольён, Ли Хвегён, Чан Миён, 2006, с. 55].

Интеллектуальной деятельностью в Чосон традиционно занимались мужчины. Классическое образование было недоступно большинству женщин, поэтому женщи­ны-аристократки не имели возможности заниматься литературой или живописью. Женщин обучали чтению на хангыле (корейском алфавите) для воспитания в них тре­буемых моральных качеств и объяснения обязанностей, связанных с организацией быта семьи и проведением ритуалов, а также правил поведения в доме отца и мужа, прописанных в наставлениях для благородных дам. Мужчины читали и писали на хан- муне — модифицированном в соответствии с корейской фонетикой китайском языке (хангыль предназначался для простолюдинов и женщин). Чтение иных книг, тем более занятие литературным творчеством считались недопустимыми, поскольку, по пред­ставлению мужчин, занятие интеллектуальной деятельностью мешало женщине вы­полнять ее основные обязанности.

От аристократок требовалась покорность, они должны были вести незаметную жизнь [Ли Вольён, Ли Хвегён, Чан Миён, 2006, с. 60]. Занятие литературой и живопи­сью расценивалось как выставление себя напоказ и нарушение предписанных правил поведения. Кроме того, отцы благородных семейств не стремились дать образование дочерям, так как проявление женщиной способностей в сисохва (литературе, живо­писи или каллиграфии) считалось непристойным. Сложением стихов и рисованием в присутствии мужчин для их развлечения занимались кисэн — корейские куртизанки.

Редко, но случалось, что девушке из благородных семей все же удавалось получить классическое образование, но только, как сообщают источники, если она с раннего детства проявляла настолько незаурядные таланты, что члены семьи не могли не раз­вивать их. При этом обязательно подчеркивалось, что девушка, до замужества являв­шаяся идеалом послушной дочери, выйдя замуж, становилась добродетельной женой и матерью. Таким образом, история сохранила сведения о нескольких аристократках, прославившихся художественными талантами, самыми известными из которых были художница Син Саимдан^[7] и поэтесса Хо Нансорхон.

В истории Кореи нет столько сведений ни об одной женщине, включая представительниц правящей династии, сколько их имеется о Син Саимдан (申師任堂, 1504—1551): о ее жизни сохра­нилось много документальных свидетельств, имеется 30 картин, приписываемых ее кисти и не­сколько створок ширм с вышивкой. Син Саимдан не только с детства получала поддержку ро­дителей (с семи лет она начала самостоятельно рисовать, позже был нанят учитель^[8]), но и, выйдя замуж, попала в благоприятную атмосферу: муж гордился талантами жены, показывал ее кар­тины друзьям.

Несмотря на то что современники упоминали и хвалили в основном монохромные пейзажи Син Саимдан, до нас дошло большое количество приписываемых ей полихромных работ в жан­ре “травы и насекомые”. Самые известные ее работы: восемь створок ширм из коллекции Цент­рального государственного музея в Сеуле и Музея Ли И в Канныне. На незаполненном фоне каждого листа цветными красками детально прорисован камерный мир растений, насекомых и зверьков. Яркая палитра — одна из главных особенностей женской живописи. Мужчины пред­почитали монохромную живопись, так как следовали концепции, что яркие краски не подходят для творчества, цель которого — нравственное совершенствование. Женщины любили насы­щенные цвета — предположительно, яркая палитра женских картин имеет связь с вышивкой, являвшейся одним из основных занятий женщин-аристократок, а также с цветовыми предпо­чтениями женщин в целом. Известно, что Син Саимдан была искусной рукодельницей.

Пейзажи Син Саимдан, занимавшие более высокое место в иерархии жанров по сравнению с “травами и насекомыми”, были особенно ценимы ее современниками. Но с XVII в. в оценке наследия Син Саимдан произошли коренные изменения, берущие начало с наиболее значи­тельного упоминания художницы, составленного лидером партии норонов (досл. “старая докт­рина”), учеником ее сына — Сон Сиёлем (宋時烈, 1607–1698). В комментарии к картине “Осенние травы и стая бабочек”, он превознес талант Син Саимдан, сумевшей создать максимально реа­листичное изображение, и в качестве высшей похвалы провозгласил, что она действительно до­стойна называться матерью великого Ли И [Ли Сонми, 2007, с. 41]. Акценты были расставлены в строгом соответствии с принципом пубуюбёль, которым руководствовались блюстители кон­фуцианства нороны, не желавшие допустить возможность существования серьезной художни­цы-пейзажистки, работавшей наравне с мужчинами. Китайский мыслитель Чжу Си (朱熹, 1130–1200) (см.: [Пак Чихён, 2007, с. 154—155]) цитировал несколько стихотворений, написанных до­стойными подражания аристократками и посвященных извечным женским занятиям (проведение ритуалов, шитье, приготовление еды и т.п.), в которых большое место отводится травам и насекомым. Нороны сделали вывод, что картины Син Саимдан в этом жанре — визуа­лизация повседневных женских забот, что равнозначно непредосудительному для женщины вышиванию. С той поры стало хорошим тоном упоминать о Син Саимдан как о матери великого учителя — идеале конфуцианской женщины и о ее работах лишь в жанре “травы и насекомые”. О ее пейзажах словно забыли. Таким образом, в истории искусства Чосон она осталась в боль­шей степени благодаря своему сыну и в меньшей степени благодаря своим талантам.

Литература рассказывает значительно больше о внутреннем мире женщин, их мыслях и переживаниях. Если мужчины, занимаясь стихосложением, посвящали их проблемам философского содержания, служению, социальному долгу, то женщины в стихах говорили о любви и разлуке, непростой женской доле. Немалое количество аристократок пробовали сочинять стихи. Однако по причине негласного запрета жен­щинам на литературное творчество, многие оставляли это занятие или писали для себя. Нередко после их смерти близкие находили в сундуках литературные сочинения, о существовании которых и не подозревали.

Хо Нансорхон (1563—1589) — одна из немногих признанных корейских поэтесс. За свою короткую жизнь она написала свыше тысячи стихов. Она родилась в семье интел­лектуала Хо Ёпа (1517—1580), ее старшие братья были известными мыслителями. Полу­чив домашнее образование, уже в возрасте восьми лет Хо Нансорхон поражала окружа­ющих поэтическим талантом^[9]. Все сохранившиеся стихотворения, а их более двухсот, написаны после замужества. Она была несчастна в семейной жизни — не смогла найти взаимопонимание с мужем и свекровью, похоронила двоих детей. Ее поэзия посвящена боли утраты и страданиям женщины, вынужденной подчиняться воле мужа. В ее твор­честве часто встречается слово “мечта”, мечта о другой жизнь, где женщина не должна страдать лишь по той причине, что родилась женщиной.

Хо Нансорхон осталась в истории благодаря брату — литератору Хо Гюну (1569—1618), автору повести о Хон Гильдоне. Хо Гюн распознал поэтический талант сестры, издавая сборники ее стихов на родине и в Китае, знакомил с ее творчеством современников, оценивших ее дарование. Однако с начала XVII в. из-за усиления позиций конфуцианской доктрины в оценке ее творче­ства произошла резкая перемена (как и в случае с Син Саимдан). В Китае поэзия Нансорхон получила признание и высокую оценку. Однако на родине, где не только стихосложение, но и декларирование поэзии считалось неприличным занятием для женщины благородного про­исхождения, ее творчество было подвергнуто резкой критике. Вплоть до конца XIX в. говорили, что “у Нансорхон есть талант, но нет чувства достоинства” [Пан Сеён, 2012, с. 24—26].

В XVIII в. сформировался жанр кюбанкаса — “напевные строфы женской половины дома”. Уже в конце XVII в. правители Чосон столкнулись с необходимостью усиления позиций госу­дарственной идеологии, поскольку система конфуцианских ценностей после череды вторжений иноземных захватчиков и в условиях политического хаоса дала трещину. Государственные мужи создавали поэмы касса — “напевные строфы”, призванные донести до народа конфуциан­скую мораль и правила поведения. Первые кюбанкаса были написаны с целью наставления жен­щин в их обязанностях — ответственности за поддержание порядка и гармонии в доме и обеспе­чение комфортного существования мужчинам.

Первое время женщины только переписывали изучаемые ими тексты, созданные мужчинами, но постепенно начали писать поэмы самостоятельно. Расцвет жанра при­шелся на вторую половину XVIII в., что связывают с усилением роли женщин в благо­родных домах за счет возложения на них обязанности планирования семейного бюд­жета. Считается, что данное занятие способствовало формированию более рациона­листичного сознания и в целом интеллектуальному развитию женщин [Ким Минджу, 2005, с. 14]. Чаще всего в кюбанкаса аристократки изливали тяготы женской доли, рас­крывали личные чувства, разрабатывали темы любви и разлуки (с любимым или с ро­дителями после замужества).

Интересно отметить, что подписывались подлинными именами, которые в резуль­тате дошли до нас, в основном лишь те кюбанкаса, в которых не затронута тема жен­ских страданий. Так, например, госпожа Ли из Ёнана воспела сына, успешно сдавшего экзамен на чин, а Ким Санвидан все свое творчество посвятила мужу и его безуспеш­ным двадцатилетним попыткам сдать экзамен на получение должности. Большинство произведений женщин-аристократок остались анонимными.

В отличие от большинства аристократок куртизанки-кисэн не только могли за­ниматься живописью и литературой — это входило в их обязанности. Кисэн относи­лись к низшему сословию простолюдинов, чхонмин, но при этом они получали клас­сическое образование, поскольку основным их занятием было развлечение мужчин- аристократов. Статус куртизанки подразумевал умение петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать, владеть навыками каллиграфии, живописи, знанием класси­ческой литературы, а нередко умением слагать стихи. Проявление способностей в этих искусствах, помимо внешних данных, являлось непременным условием успеха кисэн. Они были достойными собеседницами образованных мужчин, поэтому их называли хэохва — досл. “цветок, понимающий язык”.

История сохранила несколько имен кисэн, прославившихся художественными и литературными талантами. Наиболее знаменитые из них — поэтесса Хван Джини (黃眞伊, 1506?–1567?) и художница Чукхян (竹香, ?–?). Обе привлекли внимание выда­ющихся интеллектуалов своего времени, благодаря которым их имена и творчество не канули в Лету.

О жизни Хван Джини осталось мало сведений. Известно, что она была дочерью кисэн и ари­стократа, сама приняла решение стать куртизанкой, так как это позволило ей получить класси­ческое образование, заниматься творчеством, общаться со знаменитыми современниками. Вид­ные интеллектуалы XVI в. с похвалой отзывались о ее поэзии. Сохранилось около 16 ее стихот­ворений, большая часть которых относится к любовной лирике. В отличие от аристократок и интеллектуалов кисэн открыто писали о чувственной любви. Как известно, мужчины в тради­ционной Корее избегали темы любовных переживаний в поэзии, поскольку истинный конфу­цианец должен уметь контролировать свои чувства и желания. По этой же причине изображение женщин в живописи не приветствовалось. Хван Джини, как и другие кисэн, писала о разлуке, тоске по любимому и надежде на встречу. Ее поэтическое творчество отличала особая искрен­ность: в стихах она открыто заявляла о своих желаниях. Ощущая себя равной мужчине, поэтес­са не боялась шутить или даже открыто посмеяться над ним. Хван Джини творила как в жанре сиджо — короткие стихотворения на корейском языке (любимый жанр корейских интеллектуа­лов), так и в жанре танси — стихи на китайском языке. Произведения обоих жанров относятся к лучшим образцам корейской классической поэзии. Помимо любовной тематики, Хван Джини рассуждала и на традиционную для мужчин тему бренности человеческого существования.

Имен художниц из числа кисэн известно достаточно много. В XIX в. было написано несколько книг о жизни знаменитых куртизанок того времени. Интерес к биографии и творчеству кисэн объясняется изменениями в общественной мысли на рубеже XVIII и XIX столетий. Еще во время Имджинской войны (1592—1598) куртизанки Кеволь- хян и Нонге расправились с надругавшимися над ними генералами вражеской армии. В XIX в. этот поступок был превознесен как геройский, а обе кисэн были награждены почетным званием преданных жен и для почитания их подвига потомками были изго­товлены портреты [Ким Наён, 2012, с. 38].

Чукхян — самая знаменитая кисэн XIX столетия. Получила признание среди интеллектуалов своего времени как мастер изображения бамбука и цветов (ее псевдоним можно перевести как “благоухание бамбука”). Изображение “четырех благородных растений” — бамбука, орхидеи, сливы мэхва и хризантемы — являлось главной темой творчества мунинов, так как они символи­зировали моральные качества истинного конфуцианца. Кисэн зависели в выборе сюжетов от заказчиков, т.е. от мужчин, что приводило к необходимости потакать их вкусам. В отличие от аристократок кисэн могли выходить на улицу, гулять на природе, следовательно, могли рисовать виды природы, жанровые сцены или портреты, однако выбор сюжетов был ограничен вкусами мужчин-заказчиков. Интересно, что изображение бамбука не могло считаться женским жанром, поскольку бамбук является символом стойкости, моральной силы, непреклонности истинного конфуцианца. Подобный выбор сюжета уравнивает живопись Чукхян с творчеством современ­ных ей мужчин-художников.

В целом внешняя свобода жизни кисэн символически выражала ту грань, кото­рая лежала между ними как неполноправной частью корейского общества и женщи- нами-аристократками, порой не менее образованными, но чьи таланты были скрыты для общества.

Становление системы государственного женского образования в годы японской оккупации Кореи (1910—1945) стало одним из главных факторов изменения представ­лений о социальных обязанностях корейских женщин. Масштабы данных изменений не стоит преувеличивать, но именно они заложили фундамент для поступательного развития прав женщин в Корее в XX в. Поощрение со стороны государства получения женщинами образования привело к росту грамотности и общей образованности, пре­жде всего среди женщин из высшего аристократического сословия. Постепенно обра­зованная корейская женщина стала воплощать в себе новый тип женщины, свободный от традиционных норм поведения, опирающихся на неоконфуцианскую этику. Более того, возможность получить образование воспринималась как своего рода водораздел между старым и новым, традиционным и современным обществом. Таким образом, становление системы женского образования стало важным условием развития совре­менного общества, а вместе с этим и становления государства-нации.

Начало развития государственной системы женского образования в Корее было положено указом о старшей женской школе, изданным Управлением генерального ре­зидента^[10] в 1908 г. Данным указом учреждались женские школы с трехлетним курсом обучения. В действительности, в зависимости от региона допускалось сокращение сро­ка обучения до одного года. С превращением Кореи в колонию (1910) генерал-губерна­торством в 1911 г. был издан декрет об образовании, предполагавший создание систе­мы государственных общеобразовательных школ из двух ступеней: начальная (4 года) и старшая (4 года). Специально для девушек создавалась старшая общеобразовательная школа (ёджа кодын потхон хаккё), где они обучались в течение еще трех лет^[11]. В такие школы принимали девушек старше 12 лет. Обучение велось по следующим предметам: мораль, корейский и японский языки, ханмун, история/география, арифметика, есте­ствознание, домохозяйство, каллиграфия, рисование, музыка, шитье [Ли Сонхи, 2014, с. 67—68]. После окончания такой школы девушки могли поступить в высшее учебное учреждение.

По длительности обучения система женского образования уступала мужской бо­лее чем в два раза. Более того, количество государственных и частных школ для дево­чек было вполовину меньше, чем для мальчиков^[12]. Женское образование не являлось обязательным. Колониальные власти вовсе не собирались совершать революцию в об­разовании, уравняв права мальчиков и девочек. Цели обучения женщин были доволь­но ограничены: оно направлялось на получение ими базовых знаний в области пись­менности, естествознания и культуры, а в большей степени — на развитие навыков рационального ведения домашнего хозяйства. Однако в целом такая система содей­ствовала формированию в общественном сознании нового образа идеальной женщи­ны как “мудрой матери и доброй жены” (хёнмоянчхо)^[13]. Собственно новое было лишь в нюансах образа. Он не столько порывал с традиционными ценностями и взгляда­ми на женщину, сколько по-новому преподносил их в условиях становящегося мо­дерна. “Мудрая мать” в данном случае означала женщину, получившую образование в частной или государственной школе, университете, способную с учетом своих зна­ний о мире лучше воспитать детей и рационально управлять домашним хозяйством. “Добрая жена” — женщина, любящая свою семью и заботящаяся о своем муже. Образ идеальной женщины — хёнмоянчхо стал доминировать в общественном сознании эпохи японского колониализма благодаря, во-первых, усилиям колониальных властей, наса­ждавших его через систему женского образования, а во-вторых, деятельности ряда ко­рейских писателей-мужчин, находившихся в центре культурной жизни Кореи в 1920— 1940-е гг.^[14].

“Новые женщины” (синёджа), образованные и по-европейски модные, были пер­выми в истории Кореи женщинами аристократического происхождения, осмеливши­мися публично подвергнуть сомнению истинность конфуцианского постулата пубую- бёль. При их активном участии в 1920—1930-е гг. издавались женские журналы “Ёджаге” (“Женский мир”, 1917—1920), “Синёсон” (“Новый женский пол”, 1923—1934), “Синёджа” (“Новые женщины”, 1920), пропагандирующие совершенно новые для корейской куль­туры идеи, такие как свободная любовь и право женщины самостоятельно выбирать себе избранника для семейной жизни. Не оказав в целом большого влияния на пере­оценку господствующего в обществе восприятия женщины как существа, неравного мужчине, “новым женщинам” удалось сформировать уникальную для этого переход­ного времени субкультуру. Яркими представительницами данной субкультуры в об­ласти искусства и литературы Кореи колониальной эпохи были На Хесок (1896—1948), Ким Ирёп (1896—1971), Ким Мёнсун (1896—1951), Пак Индок (1896—1980), Пэк Синэ (1908—1939)^[15].

Свободная любовь, подчеркнутая тяга к “буржуазной роскоши”, стремление к эко­номической самостоятельности и независимости от мужчин, публичность поведения были характерными чертами “новых женщин”. Несмотря на постепенное распростра­нение культуры модерна, призывавшего к переосмыслению традиционных взглядов на жизнь, корейское общество колониальной эпохи оказалось не готовым адекватно оценить позицию “новых женщин”. В корейских газетах “Тона ильбо”, “Чосон ильбо” неоднократно выходили статьи, критикующих синёджа за их фривольность, беспеч­ность, аполитичность.

Слабая вовлеченность “новых женщин” в корейское национально-освободитель­ное движение усугубило их положение как аутсайдеров не только культурной, но и по­литической жизни Кореи 1920—1940-х гг. И правые националисты, и левые социалисты одинаково несерьезно воспринимали их — фривольные и беззаботные существа с ко­роткой стрижкой, в шелковых чулках, на высоких каблуках. Писатели-социалисты Ю Кваннёль (1898—1981), Пак Ёнхи (1901—1950), Чхве Хаксон (1901—1933) критиковали “новых женщин” за то, что они продают себя отпрыскам капиталистов. В целом образ “новых женщин” содержал много негативных коннотаций, характеризующих их ско­рее как женщин легкого поведения, нежели интеллектуалок.

Причины отрицательного восприятия “новых женщин” в корейской культурной среде коренятся в особенностях уклада колониального общества, не преодолевшего в первой половине XX в. структурное неравенство полов ни в одной из значимых сфер социальной жизни. Японский колониализм сыграл негативную роль в сохранении ген­дерного неравенства и в поддержании традиционных семейных ценностей. Колониаль­ная политика японского генерал-губернаторства в области образования, экономики, политики была основана на принципах иерархичности и социального неравенства. Не обладая равными правами с японцами, корейцы испытывали дискриминацию в обра­зовании, трудоустройстве, культуре. Как следствие, масштабы неравенства приобрели тотальный характер, охватывая мельчайшие аспекты человеческой жизни.

В таком социально-политическом контексте идеи женской эмансипации никак не могли найти адекватной почвы, ибо основывались на совершенно иных мировоз­зренческих принципах — равенства и свободы. По замечанию Ли Чжуён, патриархаль­ное доминирование было закреплено новой экономической структурой, сложившейся в годы колонии и не позволявшей женщинам добиться экономической независимости [Rhee Jooyeon, 2014, p. 402]. “Новые женщины”, отчаянно желавшие быть свободными, а значит, и экономически независимыми, и не имеющие возможности найти соответ­ствующую их знаниям и умениям работу, зачастую прибегали к труду моделей и ак­трис, что только усиливало критическое к ним отношение в обществе.

К появлению такого феномена, как “новые женщины” Кореи в колониальный пе­риод, привели помимо становления системы женского образования и проникновения модерна в искусство и литературу страны, с одной стороны, развитие корейского наци­онально-освободительного движения, а с другой — расширение деятельности христи­анских миссионеров, уделявших огромное внимание проблеме прав женщин.

Женщины, хотя и не массово, стали принимать участие в национально-освободи­тельном движении с самого раннего этапа его зарождения. После заключения в 1905— 1907 гг. договоров с Японией, установивших полуколониальную систему управления, в Корее стихийно возникло антияпонское движение. Одним из его проявлений было движение за возвращение государственного долга (кукчхэ посан ундон). Впервые в исто­рии Кореи женщины примкнули к широкомасштабному национальному движению по сбору денежных средств для корейского правительства, наивно полагая, что таким образом удастся выплатить долги Японии и избавиться от японского влияния. С этой целью женщины создавали общественные организации. Движение женщин за возвра­щение государственного долга возглавили сначала жены аристократов — янбан, но чуть позже его социальный состав расширился за счет жен свободных крестьян-простолю- динов и даже кисэн [Кан Ёнсим, 2003, с. 279].

Первомартовское восстание 1919 г. в Корее стало новой точкой отсчета в развитии общественного и национального самосознания корейских женщин. В восстании про­тив японского колониализма участвовало около 10 тыс. женщин по всей Корее, 587 были арестованы и 129 осуждены в результате судебного разбирательства [Кан Ёнсим, 2003, с. 281]. На волне национально-освободительного движения возник ряд женских организаций, одной из наиболее известных и крупных из них было Общество жен-пат- риоток Республики Корея (Тэханмингук эгук пуинхве). Филиалы его располагались во всех крупных городах Кореи. Главной его деятельностью был сбор денег для оказания помощи созданному в Шанхае Временному правительству Республики Корея (1919).

1920-е годы стали временем расцвета женского общественного движения, которое разделилось на три крупных направления: националистическое, социалистическое и христианское^[16]. В каких-то аспектах эти три направления могли пересекаться, т.е. их участники могли быть одновременно и христианскими активистками, и националист­ками (например Ким Мария). В силу разного идеологического наполнения националь­но-освободительных идей, в частности распространения социалистической доктрины в 1920-е гг., женщины-социалистки не были приобщены к деятельности протестант­ских организаций в Корее, сформировав отдельное направление в национально-осво­бодительном движении. Среди ярких представительниц социалистического движения Кореи того времени можно назвать Чон Джонмён, Хо Джонсук, Чу Седжук, Пак Вонхи, Ким Боджун и др.

В рамках социалистической концепции освобождение женщин мыслилось как классовое освобождение. Ликвидация ранних браков и института наложниц, право на второй брак, расширение возможностей для трудовой деятельности женщин — все­го этого, по мнению женщин-социалисток, было недостаточно, чтобы обрести полное равенство с мужчинами. Подлинное освобождение женщин от бремени традицион­ных обязанностей и ценностей, достижение равных экономических и политических возможностей с мужчинами возможно было лишь в случае “классовой революции” и установления социалистического строя.

В январе 1925 г. в Сеуле на основе различных социалистических кружков и груп­пировок был создан Всеобщий женский молодежный союз (Ёджа чхоннён чхон тонмэн), филиалы которого учреждались по всей Корее. Деятельность Союза была нацелена на работу в массах — просвещение женщин и “пробуждение” в них классового созна­ния. Но в большей степени такая работа велась в городах, а не в деревне, где прожива­ло абсолютное большинство населения Кореи того времени. В итоге результативность деятельности Союза и прочих женских социалистических групп была сравнительно низкой. Одним из недостатков женского социалистического движения в Корее была слабая связь между городом и деревней. По замечанию историка Ли Сонхи, лидеры движения проявляли незначительный интерес к реальным трудностям женщин, про­живающих в деревне [Ли Сонхи, 2014, с. 150]. Как следствие, социалистическая рито­рика и идеи в условиях неразвитой системы образования и колониального времени осталась достоянием очень ограниченного круга интеллектуалок.

Раскол национально-освободительного движения Кореи на различные идеологи­ческие направления в 1920-е гг. непосредственно отразился и на судьбе женских об­щественных организаций. Единственной попыткой примирить правое и левое крыло освободительного движения применительно к женским организациям было создание в 1927 г. “Общества друзей мугунхва” (Кынухве). Общество объединило активисток на­ционалистического движения Ким Хваллан, Ю Ёнджун, Ю Каккён, Чхве Ынхи, Хён Синдок и социалисток Пак Вонмин, Чон Джонмён, Чу Седжук и др. [Кан Ёнсим, 2003, с. 279—289]. Общая численность данной организации с учетом членов филиалов соста­вила в 1930 г. 6 тыс. человек [Ли Сонхи, 2014, с. 153].

В принятой “Обществом друзей мугунхва” программе выдвигались следующие требования: 1) ликвидация любых форм социальной и правовой дискриминации жен­щин; 2) устранение всех феодальных традиций и верований; 3) запрет ранних браков и предоставление свободы брака и свободы развода; 4) запрет “сексуального рабства” и легальной проституции; 5) защита экономических прав крестьянских жен; 6) лик­видация разницы в доходах между рабочими мужчинами и женщинами и предостав­ление оплаченного отпуска по уходу за ребенком (4 недели до родов и 6 недель по­сле родов); 7) запрет на опасный, ночной труд для женщин и молодежи; 8) устранение дискриминации по половому признаку при оценивании знаний в учебных заведениях и расширение женского начального образования; 9) свобода печати, слова, собраний; 10) предоставление финансовой помощи рабочим на период болезни и поддержка дет­ских воспитательных учреждений; и др. [Ли Сонхи, 2014, с. 153].

Представительницы “Общества друзей мугунхва” приняли активное участие в сту­денческих волнениях, охвативших Корею в 1929—1930-е гг. Начавшись со студенческо­го восстания в Кванджу в ноябре 1929 г., волнения перекинулись и на другие крупные города Кореи. Учащиеся 10 женских старших школ Сеула, включая Ихва, Пэхва, при­няли участие в протестных демонстрациях под руководством лидеров “Общества дру­зей мугунхва”. Как следствие своей причастности к организации антияпонских высту­плений, аресту подвергся руководящий состав общества, в частности Хо Джонсук, Чон Джонмён, Чон Чхильсон и др. [Кан Ёнсим, 2003, с. 291]. Аресты, полицейский террор и стремительный развал политической коалиции внутри национально-освободитель­ного движения в 1930—1931 гг. привели к распаду организации.

Милитаризация японского колониального режима во второй половине 1930-х гг. сформировала новую общественно-политическую обстановку в корейском обществе, позволявшую развиваться лишь тем видам женской общественной деятельности, кото­рые содействовали японизации Кореи, сплочению всех подданных Японской империи в борьбе за новую Великую Азию. В это время особое значение приобрела просвети­тельская работа, направленная на “перевоспитание” корейской нации, или ее полную японизацию (Ким Хваллан, Пак Индок). С точки зрения идеологов национально-ос­вободительного движения такое просветительство было проявлением коллабораци­онизма и национального предательства. Абстрагируясь от проблемы коллаборацио­низма, важно отметить, что женщины так или иначе продолжали участвовать в обще­ственной жизни Кореи и в жестких условиях милитаристского колониального режима.

Первая половина XX в. стала в Корее периодом возрастания социальной актив­ности женщин в различных сферах общественной жизни — политической, культур­ной и экономической^[17]. Женские журналы, различные общественно-политические ор­ганизации, становление и развитие государственного женского образования наряду с частным — все это явилось важными факторами формирования новой социальной идентичности корейских женщин как активных и равных мужчинам членов общества.

В то же время нельзя не отметить очень ограниченный характер происходящих в общественном сознании изменений: идеология женской эмансипации осталась до­стоянием очень ограниченного круга людей, как правило, высокообразованных и про­грессивно мыслящих женщин. Деятельность женских общественно-политических ор­ганизаций в колониальный период выявила дисбаланс между постановкой проблемы развития прав женщин в Корее и условиями для ее разрешения. Фактически проблема была сформулирована “женским прогрессивным меньшинством” и в таких историче­ских условиях, которые никак не позволяли ее разрешить. Сложности решения про­блемы были обусловлены не только колониальным режимом, но отсутствием понима­ния сути вопроса “женским большинством” в лице жительниц сельской местности, которые оставались под сильным давлением полуфеодального уклада и традиционных конфуцианских ценностей. Требования свободы брака, любви и развода не могли най­ти у них адекватного отклика. По свидетельству современников, при том грузе забот и ежедневного труда, который приходилось осуществлять сельским женщинам Кореи, никто из них и не задумывался всерьез о том, что мир можно как-то изменить [Исто­рия женщин Кореи.., т. 1, 2011, c. 130—133].

В этом смысле для абсолютного большинства женщин Кореи первой половины XX в. колониальный режим не привнес каких-либо значимых изменений с точки зре­ния выстраивания их повседневности и представлений о своем месте в обществе. Прог­рессивная городская женская интеллигенция лишь обозначила в эпоху колонии те проблемы, которые предстояло решить уже на новом этапе развития корейского об­щества — после восстановления национальной государственности в 1948 г.

Конституция Республики Кореи (РК) 1948 г. провозглашала равенство всех граж­дан перед законом независимо от пола, религиозной принадлежности и пр. Впервые в истории Кореи вводилось обязательное начальное образование и объявлялось равен­ство избирательных прав. Таким образом, Конституция РК заложила фундамент для кардинального изменения социального положения женщин в обществе.

Фактически создание независимой южнокорейской государственности стало новой точкой отчета в развитии прав женщин — стремительного роста их политических, эко­номических возможностей. Формальным основанием социального роста женщин был прежде всего политический фактор — воссоздание национальной государственности на демократических принципах, а потом уже экономический — индустриализация и урбани­зация страны. Отказ от конфуцианства как государственной идеологии создавал новый социально-политический климат в стране: по всем формальным признакам Республика Корея была демократическим государством, которое гарантировало равенство прав своих граждан во всех сферах общественной жизни. В действительности изжить традиционные представления о природном неравенстве мужчин и женщин оказалось не так просто. С одной стороны, по причине инертности общественных изменений, а с другой — в силу особенностей политического и экономического развития РК в 1950—1980-е гг. социальные возможности женщин имели очень ограниченный характер. Постоянный рост экономи­ческой занятости женщин, расширение их участия в органах исполнительной, законода­тельной власти характерен в большей степени уже для 1990—2000-х гг.

Корейские женщины стали баллотироваться в Национальное собрание РК уже с первых выборов 1948 г. В первую избирательную кампанию, несмотря на участие в выборах достаточно большого числа женских организаций и беспартийных, удалось пройти только одной женщине — Им Ёнсин (Женская национальная партия Респуб­лики Кореи, Тэхан ёджа кунминдан). В итоге процент женского участия составил всего 0.5% [История женщин Кореи…, т. 2, 2011, с. 59]. В следующее десятилетие женщины по-прежнему были чрезвычайно мало представлены в составе законодательного собра­ния: в 1950 г. было избрано 2 женщины, в 1954 г. — 1, в 1958 г. — 3, 1960 г. — 1 [там же, т. 2, 2011, с. 61]. Это вопреки официальной пропаганде президента Ли Сынмана (1948—1960) о важности привлечения женщин к решению государственных дел.

В 1950-е гг. практическое участие женщин в политике было ограничено деятельно­стью женских общественно-политических организаций. Всего в эти годы действовало около 20 женских организаций, занимавшихся преимущественно организацией идеоло­гических кампаний в помощь государству, нежели проблемами расширения прав жен­щин в политике и экономике. Обслуживая авторитарное правительство Ли Сын Мана, женские организации не являлись влиятельными игроками на политической сцене: они были нужны лишь в той степени, в которой помогали мобилизовать сознание женщин для реализации конкретных государственных задач. Это предопределило узко правый, консервативный уклон женских общественно-политических организаций указанного периода. Будучи проводниками влияния правительства Ли Сын Мана, они не нацели­вали свою деятельность на либерализацию семейного уклада, до сих пор основанного на конфуцианской этике, или на развитие гражданского самосознания женщин.

В 1960—1970-е гг. женские общественные организации продолжили выполнять схо­жие функции и при правительстве Пак Чон Хи (1961—1979). Однако произошли и неко­торые изменения. Во-первых, благодаря государственной кампании “за новую дерев­ню” в активную общественную деятельность оказались вовлечены сельские женщины, а во-вторых, развитие движения за демократизацию Кореи (минджухва ундон) содей­ствовало появлению независимых оппозиционных женских организаций^[18]. Для реа­лизации целей “движения за новую деревню” в регионах повсеместно создавались об­щества сельских женщин (нончхон пунёхве), которые должны были содействовать вы­полнению государственной программы по развитию деревни. Данные общества стали площадкой по обмену знаниями и опыта между женщинами разных поколений, вы­полняя во многом функцию объединений взаимопомощи.

Большую роль в развитии гражданского самосознания сельских женщин сыграла неправительственная организация, созданная формально под эгидой католической церкви: в 1976 г. было основано Корейское католическое общество сельских женщин (Хангук катхолик нончхон ёсонхве), имевшее филиалы во всех провинциях Южной Ко­реи. В отличие от обществ сельских женщин, данная организация преследовала кон­кретные цели: искоренения дискриминации в отношении женщин, ликвидации до­машнего насилия, расширения трудовых возможностей, повышения уровня образова­ния и создания благоприятных условий для воспитания детей [Жизнь и деятельность…, 2000, с. 181—184]. Несмотря на то что общество именовалось католическим, его участ­ницами могли стать и представительницы других конфессий.

В годы военно-авторитарного режима Пак Чон Хи представительные органы вла­сти функционировали номинально, поэтому говорить о расширении политического участия женщин в этот период можно только в смысле все большей их вовлеченности в активную общественно-политическую работу.

Изменение Конституции РК в 1987 г. и начавшаяся политическая либерализация обеспечили стабильный рост участия женщин в представительных органах власти на различных уровнях. С целью расширения политического участия женщин, а также со­вершенствования законодательства, обеспечивающего их политические возможности (например, введения обязательных квот для женщин среди кандидатов, баллотирую­щихся от партии в законодательное собрание и пр.^[19]), создавались специализирован­ные центры и институты^[20].

С середины 1990-х гг. наметился стабильный рост числа женщин в составе На­ционального собрания. В 1992 г. женщин — депутатов в парламенте РК было всего 3 (из 299), в 2000 — 16 (из 273), в 2012 — 47 (из 300), а в 2016 — 51 (из 300) [Statistical Handbook. Women in Korea, 2015, p. 66]. Все больше корейских женщин выдвигались в качестве кан­дидатов на выборах в центральные и региональные представительные органы власти. Например, на выборах в Национальное собрание в 1985 г. среди кандидатов в депута­ты было всего 16 женщин, тогда как в 2000 г. — 69, а в 2012 г. — 152 [ibid.]. Эти цифры выглядели бы более оптимистично, если бы процент женщин в парламенте РК был сравнительно высоким. В действительности процент и теперь остается низким, в про­цессе выборов женщинам не удается набрать пока большого числа голосов. В 2000 г. на выборах в парламент женщинам удалось набрать всего 2.1% из всех проголосовавших [История женщин Кореи…, т. 3, 2011, с. 7]. Такая “непопулярность” женщин-кандидатов на выборах в законодательное собрание сохраняется и по настоящее время, если учесть, что в действующем парламенте женщины составляют около 17%.

Тенденция роста участия женщин в политике наблюдается на уровне формирования центрального и провинциального правительств. Стабильный рост числа женщин мож­но заметить в составе различных правительственных комитетов: в 2015 г. они составили 34.1%. Но наиболее впечатляющих успехов корейским женщинам удалось достичь в су­дебной сфере: с 2000 по 2014 г. количество судей-женщин выросло с 7.4 до 27.3%, проку­роров — с 2.4 до 26.8%, адвокатов — с 2.8 до 19.9% [StatisticalHandbook. Women in Korea, 2015, p. 69—71]. Статистика участия женщин в судебной сфере, а также в правительственных комитетах, говорит о том, что избирательные позиции женщин в Южной Корее пока очень слабы — им гораздо легче добиться успеха в той области, которая напрямую не связана с принятием важных политических решений государственного характера.

Таким образом, политическая сфера до сих пор представляет собой монопольное поле деятельности мужчин: женщины участвуют в “большой политике” в той мере, в какой это допускается “мужским большинством”. В этом смысле избрание Пак Кын Хе в 2012 г. президентом Республики Кореи ни в коем случае нельзя рассматривать как “торжество феминизма”. Победе женщины на президентских выборах в РК содей­ствовал ряд факторов, обсуждение которых выходит за рамки этой статьи, главное — принадлежность к женскому полу имела наименьшее значение для успеха Пак Кын Хе (мы не обсуждаем в статье и вопрос о ее импичменте 9 декабря 2016 г.).

Введение обязательного начального образования в 1948 г. создало необходимые ус­ловия для ликвидации безграмотности в Южной Корее, в том числе среди женщин. Однако значимых результатов в области охвата корейских женщин средним образо­ванием удалось добиться только к 1980-м гг. Начавшаяся в 1950 г. Корейская война воспрепятствовала реализации плана в области образования: лишь в 1950—1960-е гг. стал повсеместно осуществляться набор в 6-летнюю начальную школу. Как следствие, в 1950—1960-е гг. образование девушек ограничивалось преимущественно начальной школой. Согласно статистике, в 1990 г. среднее количество лет, потраченных на обра­зование, у женщин старше 50 лет составило 3.9 против 7.6 у мужчин [Statistical Handbook. Women in Korea, 2014, p. 18]. Закон об обязательном среднем образовании, предусматри­вающий еще одну ступень в 2—3 года, был принят только в 1984 г., но вступил в дей­ствие повсеместно лишь к 2000-м гг.

К середине 1980-х гг. процент женщин, получивших полное среднее образование, составил 88.2%, тогда как мужчин — 93.1%. К 2014 г. это соотношение фактически вы­ровнялось, достигнув 99.7% для обеих полов. С 1985 г. непрерывно растет количество девушек с бакалаврскими, магистерскими и докторскими степенями. Если в 1985 г. из всех бакалавров 37% были девушки, то в 2014 г. их было уже 51.3%, для магистров соот­ветственно 18.5—50%, а для докторов — 10.2—35.1% [Statistical Handbook. Women in Korea, 2014, p. 23]. Сегодня высшее образование перестало считаться привилегией мужчин. Большинство девушек выбирают гуманитарные специальности, а также медицину и педагогику. Значительная диспропорция сохраняется среди лиц с докторской сте­пенью, а следовательно — в профессорско-преподавательском составе университетов. Среди профессоров университетов женщины составили в 2014 г. всего 14.9% (в 1985 г. — 6.9%), деканов факультетов — 11.0%. Женщины преимущественно занимают должно­сти старшего преподавателя и доцента, оставаясь при этом в абсолютном меньшинстве (20—30%) [StatisticalHandbook. Women in Korea, 2014, p. 25].

Охваченность женщин средним (и высшим) образованием, интенсивная индустриали­зация и урбанизация в 1960—1980-е гг., демографические изменения (сокращение рожда­емости, повышение возраста вступления в брак, увеличение средней продолжительности жизни) в совокупности создали условия для постоянного роста занятости среди женщин, повышения их доходов и вклада в экономику страны. В 1985 г. общий процент трудовой занятости женщин составил 41.9%, а в 2014 г. — 51.3% [Statistical Handbook. Women in Korea, 2014, p. 26]. Для понимания масштабов увеличения занятости женщин важно учитывать три демографических фактора — повышение средней продолжительности жизни женщин, возраста вступления в брак и постоянный прирост женщин в составе населения в целом. С учетом этих трех объективных факторов, на наш взгляд, корейские женщины могли бы демонстрировать большую занятость^[21]. Но в силу ряда причин этого не происходит. Сре­ди причин, препятствующих трудоустройству и непрерывной занятости, южнокорейские женщины указывают в первую очередь необходимость ухода за ребенком, далее следуют ведение домашнего хозяйства, предрассудки в отношении женщин и неблагоприятные условия работы [StatisticalHandbook. Women in Korea, 2014, p. 46].

Наибольшую трудовую активность демонстрируют женщины до брака, в возрасте 20—29 лет, и после 40 лет (в среднем больше 60% занятых). При этом уровень занятости тесно взаимосвязан с уровнем образования: в 2014 г. занятость женщин со средним обра­зованием составила 36.7%, с высшим образованием — 64.7%. Достаточно высок процент женщин, занятых на нерегулярной работе — 39.3% (2014 г.) [Statistical Handbook. Women in Korea, 2014, p. 29—31]. Средний уровень зарплаты женщин строго зависит от образования: чем выше образование, тем выше оплата. В 2013 г. средняя зарплата женщин с высшим образованием составила 2953 тыс. вон, тогда как у мужчин — 3547 тыс. вон (около 3 тыс. долл. США) [Statistical Handbook. Women in Korea, 2014, p. 40—41]. Разрыв в уровне оплаты труда женщин и мужчин достаточно большой: женщины в среднем получают 64.6% зар­платы мужчин. Устранение разрыва в оплате труда считается одной из приоритетных задач улучшения экономического статуса женщин в Южной Корее.

Рассматривая ретроспективно трансформацию социального положения корейских женщин от традиционного к современному, можно увидеть, как социокультурные, по­литические и экономические факторы взаимодействуют друг с другом и в совокупно­сти предопределяют развитие положения женщин во времени. В рамках традиционно­го корейского общества существовало устойчивое представление о женщине как домо­хозяйке, обязанности которой регулировало обычное право, а освящала это положение неоконфуцианская доктрина. Экономическим основанием для поддержания патриар­хальной системы связей служил аграрный уклад, определявший структуру производ­ства Кореи вплоть до середины XX в.

Японский колониализм, а позже авторитарные режимы 1950—1980-х гг. содействова­ли поддержанию патриархальных отношений в семье, которые невольно экстраполиро­вались в сферу публичной жизни общества. Интенсивная модернизация Южной Кореи в 1960—1980-е гг., не сопровождавшаяся политической либерализацией и распростране­нием среднего образования, сформировала искаженное представление о роли женщины в обществе: декларируемое равенство полов не соответствовало ее реальному социаль­ному положению. Женщины по-прежнему имели ограниченные возможности в поли­тике, экономике и образовании. Только с 1990-х гг., после структурных преобразований в политической сфере, либерализации экономики и повышения уровня гражданского самосознания женщин, во многом в силу большей охваченности средним и высшим об­разованием, обозначились серьезные изменения в их социальном статусе.

Расширение участия женщин в политике, экономике и образовании Республики Ко­реи на рубеже XX—XXI вв. тем не менее не решило проблемы гендерного неравенства, ос­тающейся актуальной и сегодня. Говоря о причинах данного явления, хотелось обратить внимание на два фактора — во-первых, на частичное сохранение конфуцианских норм в качестве основ семейной и трудовой этики, а, во-вторых — на неодновременность ос­новных векторов модернизации Кореи во второй половине XX в. Потребуется время для того, чтобы в массовом сознании сформировалось устойчивое представление о корейской женщине как полноправном субъекте всех форм общественных отношений.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Движение за расширение политических прав и возможностей корейских женщин (Хангкый ёсон чончхи серёкхваундон) / Под ред. Чо Хёнок. Сеул, 2005.
2. Жизнь и деятельность корейских женщин (Хангук ёсоный сальмгва хвальдон) / Под ред. Кан Хеён. Сеул, 2000.
3. История женщин Кореи Нового и новейшего времени (Хангук кынхёндэ ёсонса). Т. 1 / Под ред. Чон Гёнук, Ю Суннан, Ли Мёнсиль, Син Хисон. Сеул, 2011.
4. Кан Ёнсим. Этапы развития и характерные черты женского национально-освободительного движения (Ёсон тоннип ундоный янсангва тхыкчин) // Исследования по истории национальных движений Кореи (Хангук минджок ундонса ёнгу) / Под ред. Кан Ёнсим, Квон Оён, Ким Санги, Ким Ёнбом и др. Сеул, 2003.
5. Ким Минджу. Исследование женского сознания, выраженного в кюбанкаса (Кюбангасаый нат- ханан ёсоныйсик). Сокса хакви нонмун (Магистерская диссертация). Сеул, 2005.
6. Ким Наён. Изменение отношения к женщинам в Позднем Чосоне на примере живописи (Хве- хварыль тхонхэ пон чосонгваный пёнхва янсан). Сокса хакви нонмун (Магистерская диссертация). Сеул, 2012.
7. Ли Вольён, Ли Хвегён, Чан Миён. Вчера и сегодня женской литературы (Ёсонмунхакый од- жева оныль). Сеул, 2006.
8. Ли Сонми. Вкусы и мудрость древних корейских женщин (Ури ет ёиндырый мотква чихе). Сеул, 2007.
9. Ли Сонхи. Корейские женщины в Новое время (Кындэса сокый хангук ёсон). Сеул, 2014.
10. Пак Чихён. Превращение из художницы в мать. История вопроса о положении Син Саим- дан (Хвагаэсо омониро. Син Самидан туллосан тамнонэ ёкса) // Исследование восточной лите­ратуры на ханмуне. 2007. № 25.
11. Пан Сеён. Исследование понимания роли женщины в Среднем Чосоне (Чосон чунги ёсонсаный тэхан кочхаль). Сокса хакви нонмун (Магистерская диссертация). Сеул, 2012.
12. Тягай Т.Г. Общественная мысль Кореи в эпоху позднего феодализма. М., 1971.
13. Хван Джонён. Исследование “Альбома с изображением птиц и цветов” кисэн XIX столетия Чукхян (19 сэги кинё чукхянэ хвачжохвахвэчхочхундочхоп ёнгу) // Журнал женщин Азии. 2007. № 46.
14. Цели развития тысячелетия: доклад за 2015 год. ООН, 2015. С. 31 // URL: http://mdgs.un.org/ unsd/mdg/Resources/Static/Products/Progress2015/Russian2015.pdf
15. Чу Ёнгён. Ом Ёнэ — участница женского сельского движения (Ёсон нонмин ундонга Ом Ёнэ) // Жизнь и деятельность корейских женщин (Хангук ёсоный сальмгва хвальдон) / Под ред. Кан Хеён. Сеул, 2000.
16. Andrew Nahm. Korea: Tradition and Transformation. Seoul, 1988.
17. Gender Development Index, Gender Inequality Index [Электронный ресурс] // URL: http://hdr. undp.org/en/content/gender-development-index-female-male-ratio-hdi, http://hdr.undp.org/en/content/ gender-inequality-index-gii, Gender Gap Index http://www3.weforum.org/docs/GGGR14/GGGR_ CompleteReport_2014.pdf.
18. http://epp.eurostat.ec.europa.eu/statistics_explained/index.php/Employment_statistics.
19. The Global Gender Gap Report 2016 [Электронный ресурс]// URL: http://reports.weforum.org/ global-gender-gap-report-2016/economies/#economy=K0R
20. Economically Active Population Survey in December 2016 [Электронный ресурс^/URL: http://kostat. go.kr/portal/eng/pressReleases/5/2/index.board?bmode=read&bSeq=&aSeq=358661&pageNo=1&rowN um=10&navCount=10&currPg=&sTarget=title&sTxt=
21. Human Development Report 2015. Republic of Korea [Электронный ресурс^/URL: http://hdr.undp. org/sites/all/themes/hdr_theme/country-notes/K0R.pdf
22. Park Chang-seung. Yi Kwang-su and the Endorsement of State Power // Seoul Journal of Korean Studies. 2006. Vol. 19. No. 1.
23. Rhee Jooyeon. “No Country for the New Woman”: Rethinking Gender and Cultural Nationalism in Colonial Korea through Kim Myongsun // Acta Koreana. 2014. Vol. 17. No. 1.
24. Suh Jiyoung. The “New Woman” and the Topography of Modernity in Colonial Korea // Korean Studies, Vol. 37, 2014.
25. Statistical Handbook. Women in Korea 2014. Korean Women’s Development Institute / Ed. by Joo Jae-seon // URL: http://eng.kwdi.re.kr/contents/periodicals/statistics.jsp?chkYear=2014
26. Statistical Handbook. Women in Korea 2015. Korean Women’s Development Institute / Ed. by Joo Jae-seon // URL: http://eng.kwdi.re.kr/contents/periodicals/statistics.jsp?chkYear=2015
27. United Nations Development Programme. Human Development Report 2015. Republic of Korea // URL: http://hdr.undp.org/en/countries/profiles/KOR.
28. Women’s Lives through Statistics in 2016 // URL: http://kostat.go.kr/portal/eng/pressReleases/13/1/ index.board?bmode=read&bSeq=&aSeq=355242&pageNo=1&rowNum=10&navCount=10&currPg=&s Target=title&sTxt=

_____

^[1]      В отличие от индекса гендерного развития, отражающего неравенство между мужчинами и жен­щинами по уровню продолжительности жизни, среднего образования и экономического дохода, индекс гендерного неравенства (ИГН) измеряется в трех аспектах: репродуктивное здоровье, расширение прав и возможностей и экономическая занятость. Репродуктивное здоровье измеряется двумя показателями: уровнем материнской смертности и коэффициентом рождаемости у подростков. Расширение прав и воз­можностей женщин рассчитывается с учетом показателя соотношения числа женщин и мужчин, являю­щихся депутатами парламента, и уровнем среднего и высшего образования среди женщин. Экономический статус определяется уровнем занятости женщин в общественном производстве. Методология расчета ин­декса гендерного разрыва (ИГР) более сложная, чем ИГН, главным образом за счет введения дополнитель­ных коэффициентов измерения экономической занятости и возможностей женского населения, а также их участия в политике. Чем ниже ИГН, ИГР (ближе к 0), тем слабее выражено в обществе гендерное неравен­ство [Gender Development Index.., 2014].

^[2] В декабре 2016 г. уровень занятости среди женщин достиг 51.4% против 73.1% среди мужчин [Economically Active Population Survey in December 2016] // URL: http://kostat.go.kr/portal/eng/pressReleases/5/2/ index.board?bmode=read&bSeq=&aSeq=358661&pageNo=1&rowNum=10&navCount=10&currPg=&sTarget=title &sTxt=.

^[3]      Процент женщин в национальном парламенте РК в 2014 г. составил 16.3%, тогда как средний показа­тель по странам ОЭСР – 26.9% [Human Development Report 2015. Republic of Korea, p. 6] URL: http://hdr.undp. org/sites/all/themes/hdr_theme/country-notes/KOR.pdf.

^[4]      Количество женщин, охваченных высшим образованием в 2015 г., составило 74.6%, тогда как в 1985 г. — 34.1% [Women’s Lives through Statistics in 2016] // URL: http://kostat.go.kr/portal/eng/pressReleases/13/Vindex.bo ard?bmode=read&bSeq=&aSeq=355242&pageNo=1&rowNum=10&navCount=10&currPg=&sTarget=title&sTxt=

^[5]      См.: Интервью с Ким Хиджон, министром РК по делам семьи и женщин, 2015.03.06 [URL: https:// agenda.weforum.org/2015/03/qa-how-is-south-korea-closing-the-gender-gap/].

^[6]      В Японии индекс гендерного неравенства еще ниже, чем в Южной Корее — 0.133 (2015) (в Германии — 0.041, во Франции — 0.088) [URL: http://hdr.undp.org/en/countries/profiles/JPN, http://hdr.undp.org/en/ countries/profiles/DEU, http://hdr.undp.org/en/countries/profiles/FRA].

^[7]      Отдавая должное ее художественному мастерству, сегодня в Южной Корее Син Саимдан почитают прежде всего как мать великого корейского философа Ли И ($Щ, 1537—1584). Ее имя стало синонимом понятия хёнмоянчхо, поскольку она является, по мнению корейцев, воплощением идеала конфуцианской женщины. В 1969 г. была учреждена премия ее имени с целью поощрения домохозяек, успешно совмещаю­щих воспитание детей с занятием творческой деятельностью.

^[8]      Есть сведения о том, что занимались с девочкой живописью бабушка и мать, т.е. женское образование не являлось чем-то исключительным в семье художницы. Отец, естественно, поддерживал занятия доче­ри, поскольку без разрешения главы семьи в благородных семьях никакое образование было бы попросту невозможно.

^[9] Сохранились сведения о том, что Хо Нансорхон хорошо рисовала. Однако дошедшие до нас рабо­ты не отличаются мастерством, выполнены неумело, наивны, лишены утонченности, присущей работам художников-интеллектуалов.

^[10]     Должность генерального резидента была учреждена в Корее после подписания договора о протек­торате с Японией в ноябре 1905 г.

^[11]     По декрету об образовании от 5 февраля 1922 г. срок обучения в школах для девочек был увеличен до 4 лет.

^[12]     В 1919 г. среди аккредитованных генерал-губернаторством государственных старших школ для маль­чиков было 5, частных — 7, тогда как для девочек — 2 государственные и 4 частные. В целом, в 1919 г. толь­ко 3.7% корейских детей проходили обучение в государственных начальных школах, которое в отличие от Японии не было обязательным [Andrew Nahm, 1988, p. 251—252].

^[13]     Термин хёнмоянчхо появился в корейской прессе в 1903—1906 гг. Привнесен из Японии, где под вли­янием европейского модерна был выработан новый идеальный образ женщины — мудрой матери, воспи­тывающей достойных сыновей для своего отечества, и доброй жены, любящей своего мужа и семью. Счи­тается, что термин ввел в оборот японский просветитель и философ эпохи Мэйдзи Накамура Масанао (1832—1891).

^[14]     Ли Гвансу (1892—1950), Ким Гиджин (1903—1985) и др. Достаточно интересным представляется анализ того, как и почему менялось восприятие видными корейскими писателями женской эмансипации. Напри­мер, общественно-политические взгляды очень влиятельного в литературных кругах колониального пери­ода писателя Ли Гвансу в 1910—1930-е гг. постепенно эволюционировали от индивидуализма, либерализма к коллективизму и консерватизму (в смысле сохранения действующей системы колониального устройства). Начав в 1910-е гг. с критики традиционных корейских ценностей как вредных, препятствующих прогрес­сивному развитию Кореи, в 1930-е гг. он перешел к пропаганде коллективизма, призывая всех корейцев бес­прекословно выражать свою лояльность императору Японии. В рамках такой системы ценностей, в которой индивид должен был полностью подчинить свою волю государству в лице императора, идеология женской эмансипации представлялась чем-то враждебным и чуждым. Поэтому неудивительно, что Ли Гвансу и Ким Гиджин, зарекомендовавшие себя как корейские коллаборационисты, по мере ужесточения японского ко­лониального режима критиковали поведение “новых женщин” [Park Chang-seung, 2009, p. 161—189].

^[15]     В широком смысле к “новым женщинам” принято относить всех прогрессивных женщин колони­альной эпохи, отличавшихся активной общественной (культурной, просветительской) и политической дея­тельностью. Т.е. “новые женщины” — не только “гламурные дамы” из сферы искусства и литературы, но и активистки национально-освободительного движения (Хо Джонсук, Чу Седжук и др.) и деятели обра­зования (Ким Хваллан, первая в истории корейская женщина — ректор колледжа Ихва). Но в настоящей статье под “новыми женщинами” намеренно понимаются только представительницы культуры и искусства Кореи, поскольку таким образом типологически легче выделить разные направления внутри женского дви­жения колониального периода.

^[16]     Только в 1920 г. было создано около 30 женских организаций, а до 1923 г. их насчитывалось более 130. Это были женские молодежные общества, протестантские, католические, буддийские женские организа­ции, на основе которых развертывалось националистическое движение в Корее. После 1923 г. деятельность женских общественных организаций пошла на спад [Ли Сонхи, 2014, с. 147].

^[17]     В 1930-е гг. многие корейские женщины покидали деревни и уходили на заработки в крупные го­рода: Сеул, Пусан, Пхеньян, Чхончжин, Вонсан, Тэгу, Инчхон. Женщины работали преимущественно на предприятиях по производству текстиля, табака, металлических изделий, пищевых продуктов. Помимо этого, они занимались в городах торговлей и предоставлением развлекательных услуг [История женщин Кореи.., т. 1, 2011, с. 142—143].

^[18]     “Движение за новую деревню” (сэмаыль ундон) было развернуто в РК в 1971 г. В ходе него было начато строительство нового жилья в деревнях, созданы агробазы, отремонтированы сельские дороги. Затем это движение распространилось на города, став основой государственного развития.

^[19]     В 2002 г. были внесены поправки в Закон о политических партиях (чондан поп): отныне политиче­ские партии обязаны включать в свои списки на выборах в парламент более 50% женщин-кандидатов. Но данное правило не распространяется на выдвижение женщин-кандидатов в депутаты, баллотирующихся в одномандатных округах. В РК действует мажоритарно-пропорциональная система выборов, по которой 253 депутата Национального собрания избирается по одномандатным округам, а 47 — по партийным спи­скам (пропорциональной системе).

^[20]     Исследовательский центр по изучению политической культуры женщин Кореи (Хангук ёсон чонч- хи мунхва ёнгусо, 1989), Исследовательский центр по изучению участия женщин в политике (Хангук ёсон чончхи ёнгусо, 1990), Союз женщин-политиков Кореи (Хангук ёсон чончхи ёнмэн, 1991) и др.

^[21]     В качестве сопоставления можно привести данные по занятости женщин в странах ЕС: в 2013 г. — 58.8% [http://epp.eurostat.ec.europa.eu/statistics_explained/index.php/Employment_statistics].

***

Источник: РАУК – Ким Н.Н., Хохлова Е.А. Эволюция социального положения женщин в Корее: от традиционного общества к современному // Восток. – 2017. – № 3, с. 106-122.