I . Хуньчуньские события. Переход партизан из Кореи и Маньчжурии в Амурскую область

Осенью 1920 года против японских колонизаторов восстало корейское население хуньчуньской долины Северо-Восточной Маньчжурии. Около 20-30 тыс. партизан, мужчин и женщин поднялись на борьбу со своими угнетателями. 2 октября 1920 года газета «Сеул пресс» опубликовала статью «Избиение японцев в Маньчжурии», где сообщалось о нападении на город Хуньчунь около 300-400 корейцев, которые сожгли японское консульство, убили 10 и ранили 20 японцев. В статье говорилось, что корейцы напали на город под командованием некоего русского, что указывает на то, что «тут дело не обошлось без отвратительных боль­шевиков».

По сведениям, собранным Я. Лютшем, к восставшим корейцам присоединились недовольные своими начальниками китайские солдаты, и в течение нескольких дней число повстанцев возросло до 1200 чел. 4 октября они снова двинулись на Хуньчунь и совершили еще два нападения на японское консульство. В связи с этим официальные японские власти доказывали, что на японское консульство совершили нападение партизаны-корейцы «большевистского толка», и для большей убедительности они сфабриковали новые сведения о том, что в отряде нападающих на Хуньчунь было уже 50 русских.

Вслед за Хуньчунем волна антияпонских восстаний прокатилась и по многим другим районам Северной Маньчжурии. Она разрасталась и охватила всю пограничную полосу по рекам Амноккан и Туманган, весь район Кандо. Приблизительная численность всех партизанских отрядов, действовавших во всех этих районах, составляла около 40 тыс. человек. Вот «Сводка боевых действий корейских партизан в Северном Китае и Корее» только за 20-е числа октября 1920 года, составленная по сведениям корейских, китайских и японских газет и представленная в Дальбюро ЦК РКП(б) 9 января 1921 года:

«В Ченшунфенском районе с 21 по 23 октября шли сильные бои между двумя партизанскими полками и японскими интервентами. Со стороны последних много жертв. В первый день убито 220, в последние дни убитых и раненых насчитывается до 120 чел. Командир 2-го полка тов. Ким Дюадин (Ким Чваджин — авт.), отступая со своим отрядом, выразил надежду еще раз встретиться с японцами.

В Иртугоуском районе за время с 22-го по 24 октября первый партизанский полк под командой Хон-Пемдо (Хон Бомдо — авт.) сражался в течение трех дней и за это время японцы потеряли в первый день убитыми 630, 23 и 24 октября — 300 чел. Кроме того, партизанами захвачено одно тяжелое орудие, 100 магазинных ружей и две подводы патронов.

В Юренском районе за время с 25 по 26 октября 1-й и 2-й батальоны 1-го партизанского полка под командой тт. Ан-му (Ан My — авт.) и Цой Шен-шам (Чхве Сонсам — авт.) после жестокого двухдневного боя отошли в район Ердогоу. За время боев партизанами захвачено 60 трехлинейных винтовок. Потери японцев убитыми — 171 чел. В Дцинганском районе за время с 24 по 25 октября 1-я рота 1-го батальона 3-го полка под командой Ким-кон-шик (Ким Кон-сик — авт.) сражалась в течение одного дня. Потери со стороны японцев — убитыми 38 и ранеными 63. Захвачено партизанами 32 винтовки. В Боншингоуском районе с 22 по 26 октября сражался 3-й батальон 1-го партизанского полка под командой тов. Ким-Мен-шек (Ким Мёнсок — авт.) и за время боев со стороны японцев потеряно: убитыми 180 пехотинцев, 80 кавалеристов и 15 лошадей. Во всех боях в этом районе партизаны потеряли убитыми 40 бойцов. В Менингуском, районе боевые действия продолжаются. 29-го октября, в 5 часов утра, рота в числе 200 бойцов под командой тов. Ан-Му после двухдневного боя заняла город Мусан (Северная Корея). Потери со стороны японцев: 320 чел.; со стороны партизан: убиты — 2, тяжело ранены — 5, легко — 15. Партизанами взят богатый трофей: 200 винтовок, 20 тыс. патронов и др. военные припасы. После взятия партизанами города Мусана со всех сторон стекаются добровольцы. Ежедневно записываются до 100 человек».

Всего же за неделю (21-29 октября) в результате ожесточенных боев корейских партизан за Мусан, по данным газеты «Ленский Коммунар» (орган Якутского губбюро РКП (б) и губревкома), японцы потеряли 2204 чел., партизаны захватили одно тяжелое орудие, 482 винтовки, 40 тыс. патронов. Японское правительство обратилось к китайскому с требованием предпринять «самые энергичные меры» против восставших корейцев. Была достигнута договоренность, по которой правительство Китая выразило японскому правительству «искреннее сожаление по поводу случившегося», согласилось на ввод японских войск «в неспокойный район». Китайская сторона выразила при этом надежду на то, что отправляемая «в пограничный район японская военная сила будет содействовать требованиям необходимости и по окончании возложенной на него задачи японский отряд будет отозван по возможности безотлагательно». Однако японское правительство под предлогом защиты японских подданных решило провести карательную экспедицию по всему району Кандо. Японцы ввели туда две дивизии войск. Окруженные плотным кольцом, корейские партизанские отряды после двухдневных боев вынуждены были отступить на русскую территорию. Тогда вся злоба японских оккупантов обрушилась на мирное население Кандо. В течение ноября 1920 — февраля 1921 годов продолжалась известная в корейской историографии под названием «хунь-чуньская бойня» расправа, в ходе которой корейское население Кандо подверглось неслыханным притеснениям и жестокостям: тысячи крестьян были расстреляны, сожжены заживо, их селения разграблены и разрушены.

С осени 1920 года корейские партизанские отряды по требованию китайского правительства, действовавшего фактически по указке японской военщины, начали массовый переход в Приамурье, который к тому времени стал постепенно очищаться от белогвардейцев. Несколько отрядов во главе с Хон Бомдо, Ли Бомъюном, Ан My, Co Илем, Хо Гыном и др. прибыли в район Имана, где был создан Военный совет корейских партизанских отрядов для координации их действий.

Часть партизанских отрядов общей численностью около 2 тыс. чел. перешла из Северной Маньчжурии в Амурскую область. Но это был только авангард. В случае получения благоприятных известий об их приеме в области предполагалось немедленно перебазировать в Амурскую область и всех остальных партизан. В связи с перемещением партизанских отрядов в Амурскую область сразу же остро встали вопросы, связанные с будущим этих отрядов, назначением их командного состава и формированием корейского национального воинского формирования. Остро встал вопрос о размещении корейских партизан. Всеми этими вопросами непосредственно стала заниматься Корейская секция Дальбюро ЦК РКП, как связующее звено между корейскими партизанами и правительством ДВР. Она взяла на себя трудную миссию концентрирования прибывающих партизанских частей в ближайших от г. Свободного местностях. Причем расквартирование партизан проводилось в строгой конспирации вдали от крупных городов, чтобы не привлечь внимания японцев. Партизаны были собраны в двух больших деревнях — Красноярово и Мазаново. Для объединения прибывших отрядов и их благоустройства временно командиром объединенных отрядов был назначен Ким Мёнсон, а военным комиссаром — Пак Илья. Они в своей работе должны были подчиняться главнокомандующему НРА ДВР.

Среди прибывших партизан развернул бурную деятельность и Всекорейский национальный совет, который после разгрома колчаковцами перебрался из Владивостока в Благовещенск, взял курс переориентации на Советскую Россию и решил взять в свои руки руководство над всем корейским революционным, в том числе и партизанским движением. Совет установил связи с действующими на территории Кореи и Северной Маньчжурии партизан­скими отрядами, пытался привлечь на свою сторону прибывающие в Приморскую и Амурскую области отряды повстанцев. 2 января 1921 года председатель Амурского областного комитета Корейской коммунистической партии Пак и секретарь Приамурского областного бюро РКП (б) Шейнгарт телеграфировали в Корейскую секцию Дальбюро ЦК РКП (б), что прибывшие в Хабаровск Мун Чханбом, О Хамук и другие руководители Всекорейского национального совета «производят усиленные сборы среди корейского населения и стараются привлечь на свою сторону» корейские партизанские отряды Чхвэ Ена и Мун Вонсе в числе 900 чел., которые находятся в пути следования из китайской территории по направлению к Приамурской области, а также при­бывшего из Северной Кореи «начальника военно-инструкторской школы (400 слушателей) Ли Ёна с целью перевода в Приамурье для продолжения занятий». Отряды Чхвэ Ена и Мун Вонсе и единомышленники Ли Ёна, говорилось далее в телеграмме, отвергают притязания Мун Чханбома и «твердо решают образовать боевую единицу из своих людей».

Летом 1920 года Всекорейский Национальный Совет попытался завязать официальные отношения с правительством ДВР, но, это ему не удалось вследствие отрицательного отношения к Совету председателя правительства ДВР А. М. Краснощекова, который поддерживал связи с другой политической группировкой корейских революционеров, также вступивших в борьбу за лидерство в корейском революционном движении. 15 сентября 1920 года Всекорейский Национальный Совет выпустил вторую «Декларацию независимости», которая на этот раз уже предназначалась для читателей Советской России и ДВР. Приведем ее текст полностью:

«ДЕКЛАРАЦИЯ ВСЕКОРЕЙСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО СОВЕТА

Волей 20-миллионного корейского народа, при неблагоприятных условиях жизни духовной и материальной и зоркой бдительности японской реакции, сумевший созвать в гор. Николъск-Уссурийском 25 февраля 1919 года Учредительный съезд делегатов Всероссийский корейский национальный совет, объединяющий всех корейцев, без различия подданства, проживающих на территории Российской Республики, — Всекорейским Национальным Советом.

В настоящее время Всекорейский Национальный Совет, как единственно законный, а потому и всецело правомочный орган, вступая в исполнение своих текущих работ, настоящей своей декларацией излагает всему корейскому народу, Российской Советской Республике и всем другим европейским и азиатским державам свои задачи и цели, по достижении коих он будет считать Корею действительно освобожденной и обновленной для мирного труда и счастливой жизни.

Наша родная и многострадальная Корея, изнывающая в когтях эксплуатирующей Японии, служит только средством преступного обогащения и военной гордости ее, не дающей решительно никаких способов культурного развития и материального благополучия и впредь ожидать от нее, все больше и больше усили­вающей тиски своей реакции, изменения политического состояния Кореи нет никаких оснований, кроме тех, по которым Япония стремится, наоборот к полнейшей ассимиляции нашего народа со своим, путем введения японского языка в наших школах и жандармской политики в стране.

Всекорейский Национальный Совет, бдительно охраняя интересы трудового народа своего, неукоснительно, под клятву, над прахом геройски погибших уже наших борцов за свободу, будет честно и стойко выполнять задания, направленные к полному освобождению Кореи от японской зависимости, подавляя беспощадно всякие стремления отдельных групп или организаций, идущих ему наперекор, в намерении образования буржуазного строя государственного порядка, ибо иначе родина наша не получит всех свобод и прав самоуправления и культурного строительства. Что же, касается тех или иных мероприятий японского правительства на нашей родине, со стороны кажущихся преисполненными человеколюбивых идей, но за которыми неизменно кроются коварные замыслы, мы, будучи научены кровавым десятилетним опытом, категорически протестуем против всякого вмешательства в наши внутренние дела извне.

В международном положении вопрос о самостоятельности Кореи почти никакого места не занимает и рассматривается, очевидно, с точки зрения империалистических вожделений и в угоду милитаристической тенденции Японии, поддерживаемой общим настроением капиталистических держав, оказавшихся в вопросе о Корее слишком, даже чересчур слишком, лояльными, что доказала пресловутая конференция в Версале. Между тем черные силы Японии развивают свое влияние и подавляют своей военной мощью другие державы в формировке государственного курса в духе империалистическом и стараются погасить последнюю искру надежды на свободу в корейском народе.

Инертное отношение европейских держав — печальные и в то же время опасные симптомы японского влияния и устремление политики держав в правую сторону, под благим заверением охранения порядка, свидетельствуют о возможности воцарения снова крепкого капиталистического строя, попирающего все завоевания свободы и закабаляющего пролетариат.

В такой тяжелый и ответственный момент Всекорейский Национальный Совет, принимая бразды правления, ясно видит, что спасшие нашего народа только в Советской России, преследующей принципы народовластия и уничтожения капитала — силы, вносящей деление и рознь классов и все зародыши монархо-тиранической формы государственной структуры. Вполне веря в чистоту принципов Советской России и, имея очевидные и реальные доказательства ее сочувственных отношений к нашему народу, стойкую и решительную борьбу ее во имя высоких прав человека и личности, мы бесстрашно и также твердо будем следовать по тому пути, который предначертан Советской Россией и в конце которого настанет воплощение в жизнь священного лозунга «Братство, Равенство и Любовь».

Приступая к осуществлению заданий, отмеченных в сей декларации, Всекорейский Национальный Совет выделяет из своей среды Управляющих следующими ведомствами: Иностранных Дел, Внутренних Дел, Военных Дел, Народного образования, Труда, Юстиции и Финансов, на коих и возлагает ближайшее направление курса государственной политики.

При этом, первейшей своей задачей, по обстоятельствам времени, мы считаем образование военной силы, спаянной крепкой дисциплиной.

Будучи облаченным в государственную власть, Всекорейский Национальный Совет с обнародованием настоящей декларации вступает в исполнение своих функций, и корейский народ должен относиться к нему с безусловным доверием, оказывать всемерную поддержку — до жертвы своей жизнью, памятуя, что без борьбы не будет свободной Кореи.

Да здравствует родная, свободная Корея!

Да здравствует всемирный Социализм!

Всекорейский Национальный Совет

4253 год с основания Кореи.

от Р. X. 1920 год. сентября 15-го дня».

Трудно судить, насколько были искренни заявления руководителей Всекорейского Национального Совета в преданности Социализму и Советской России. Но в глазах определенных кругов корейской общественности Всекорейский Национальный Совет, сыгравший немалую роль в пробуждении национального сознания корейцев России, представлялся организацией революционной.

В «Докладе о положении корейских революционных организаций», составленном в январе 1921 года комиссией Амурского областного комитета РКП (б), прямо указывалось, что Всекорейский Национальный Совет, «поскольку он является организацией революционной, находящейся в непосредственной от Облкомпарта РКП близости и имеющей некоторый вес в глазах корейских народных масс, имеет данные на моральную и материальную от нас поддержку».

Что касается Мун Чханбома и его окружения, то, надо полагать, что, находясь в освобожденном от белогвардейцев и японских интервентов Благовещенске, они явно рассчитывали на поддержку Советской России в борьбе за утверждение своего лидерства в корейском революционном движении. Часть корейских революционеров-интернационалистов, в том числе и командиров партизанских отрядов, также была склонна выступать в поддержку Всекорейского Национального Совета, когда он стремился всеми мерами подчинить себе прибывших из Маньчжурии и Кореи в Амурскую область корейских партизан.
Так, в начале 1920 года командир расположенного в г. Свободном Свободненского корейского партизанского отряда О Хамук и военный комиссар этого отряда Чхве Горе отказались выполнить приказы Главкома ДВР и Ким Мёнсона о немедленном уводе из г. Свободного корейского отряда в с. Красноярово, где располагались другие партизанские отряды, прибывшие из Кореи, Маньчжурии и различных районов русского Дальнего Востока. Вслед за этим Чхве Горе и Управляющий военными делами, Всекорейского Национального Совета Ким Хасок поехали в Иркутск, где в то время находился Дальневосточный секретариат Коминтерна во главе с уполномоченным ИККИ Б. 3. Шумяцким, Они информировали членов секретариата и Корейскую секцию Иркутского губкома РКП (б) о положении корейских партизан в Амурской области и пытались с их помощью захватить руководство над объединенными корейскими партизанскими отрядами. Б. 3. Шумяцкий, получив однобокую информацию относительно корейских партизан, решил подчинить все корейское партизанское движение на Дальнем Востоке Дальневосточному секретариату Коминтерна. Именно с этого времени начались несогласованные, а порой и совершенно противоречивые действия Дальвостсекретариата, с одной стороны, и Дальбюро ЦК РКП (б) и правительства ДВР — с другой, которые наносили огромный ущерб делу консолидации сил корейской революции, создавали серьезные трудности на пути выработки ее стратегии и тактики. С этого же времени обостряется борьба между Всекорейским Национальным Советом и корейскими коммунистами за лидерство в корейском революционном движении, в ходе которой члены Корейской секции Дальбюро ЦК РКП (б) проявили недооценку деятельности Всекорейского Национального Совета и ставили вопрос о его закрытии. Началась полемика. Посыпались взаимные обвинения чуть ли не в контрреволюционной деятельности. Образчиком подобного рода обвинений может послужить письмо членов Корсекции Дальбюро ЦК РКП (б) в министерство иностранных дел правительства ДВР от 6 января 1921 года. Вот его полный текст:

«В настоящее время в гор. Благовещенске имеется так называемый «Всекорейский Национальный Совет», который с первого дня своего прибытия в Амурскую область ведет усиленную борьбу с Шанхайским Временным Корейским правительством и Корейской Коммунистической партией.

…Национальный Совет, опираясь, с одной стороны, на командира Свободненского Национального батальона гр. Огая (О-Ха-мук/, который, по всей вероятности, имеет хорошую связь с руководителями русских военных организаций в Амурской области и, с другой, на темноту масс, а также пользуясь хаотическим положением революционной эпохи, терроризирует мирное население, узурпируя права последних, тем самым ставя их в безвыходное положение.

Кроме того, Национальный Совет ведет отчаянную борьбу с Корейскими Коммунистическими организациями и их ответственными работниками, зная, что корейские коммунисты никогда не пойдут на аферу мнимых националистов. В прошлом месяце Корейской секцией, с согласия Главкома тов. Эйхе и Дальбюро ЦК РКП (б), произведено переназначение командного состава и политических работников в Особом Сахалинском Корейском партизанском отряде и отправлены туда вновь назначенные товарищи Ким-Миншен (Ким Мысон — авт.), сочувствующий Компартии, и Илья Пак — коммунист, бывший командир отряда. По прибытии в Амурскую область тт. Кима и Пака Национальный Совет всячески старался парализовать деятельность Амурского Областного Комитета Корейской Коммунистической партии и прибывших товарищей. По его просьбе и ложному донесению был отменен приказ Главкома за № 38, без ведома и санкции последнего арестовывались представители Корсекции Дальбюро ЦК РКП. Кроме того, националисты, чувствуя безнадежность своего положения, организовали из своих единомышленников отряд террористов, тем самым ставя в опасное положение ответственных работников Корейской Коммунистической партии и всех тех, кто идет против их намерения.

Национальный Совет организовался в апреле месяце 1919 года в гор. Никольск-Уссурийском и до апреля прошлого года работал в г. Владивостоке.

Во время японского выступления в Приморье в ночь с 4-го на 5-е апреля члены Национального Совета разбежались, а остаток его в числе 9 человек во главе с Муном прибыли в Амурскую область, где открыли Всекорейский Национальный Совет…

Не говоря уже о прошлой деятельности самозваного Совета и его первоначальном составе, мы, корейские коммунисты, смотрим на деятельность данной организации сейчас и учитываем, какую пользу или вред может принести эта организация революционному движению Кореи.

Поэтому Секция, приступая к работе, должна была тщательно рассмотреть Национальный Совет и придти к заключению, что он во всех отношениях вреден не только для Корейской Коммунистической партии, но и для революционного движения Кореи.

Сообщая изложенное и принимая во внимание, что Нацсовет, как антияпонская организация, своею неосторожной деятельностью может принести большие осложнения иностранной политике Д.В.Р. Секция просит Министерство сделать срочное распоряжение Амурскому Нарревкому о закрытии Национального Совета и изолирования его членов и активных работников».

Между тем, желая создать единый авторитетный военный орган для всех существующих корейских партизанских отрядов и принимая во внимание, что партизанские отряды, находящиеся в Китае и на русском Дальнем Востоке, вследствие отсутствия связи и общего плана борьбы, а также единого верховного органа и командования, лишены возможности правильно вести партизанскую борьбу, Корейская секция Дальбюро ЦК РКП (б) на секретном заседании еще 21 декабря 1920 года постановила:

«1. В целях объединения и установления единого верховного органа и командования созвать съезд из представителей всех партизанских отрядов, находящихся в Китае и на русском Дальнем Востоке к 1-му апреля 1921 года в г. Чите и создать при нем Военный совет и Главный штаб.

2. Для урегулирования положения на русском Дальнем Востоке подчинить отряды непосредственно Главнокомандующему всеми вооруженными силами ДВР и Корейской секции при Даль-бюро ЦК РКП (б), создать Временный Военный Совет из представителей и ответственных руководителей партизанских отрядов и, переформировав отряды, перевести их в более безопасные места во избежание дипломатических осложнений и после обучения переправлять в район военных действий.

3. Открыть военно-инструкторскую школу на 100 человек.

4. Право ведения политической работы в отрядах, вербовки добровольцев, назначения и отстранения от должности командного состава и политических уполномоченных сосредоточить в руках Секции.

5. Войти с ходатайством в Главный штаб ДВР об отпуске вооружения, снаряжения, и обмундирования и продовольствия на 50 тыс. чел. и средств, необходимых на поддержку партизанских отрядов, находящихся в Китае и Корее, и на организацию особых отрядов».

В январе 1921 года секция приняла еще одно решение: для планомерной работы по созыву съезда избрать комиссию в составе трех человек — Пак Э, Ли Дамуль и Чон Доннён, а для работы в партизанских отрядах до общепартизанского съезда избрать Пак Чанъына временно командующим всеми партизанскими отрядами, Ли Ёна — помощником командующего, Хан Чхан-голя — военным комиссаром, при командующем, Ким Мёнсона — командиром отряда, Пак Илью — военным комиссаром отряда, Григорьева — начальником штаба (на другие должности просить Главкома всеми вооруженными силами ДВР назначить из русских товарищей, по возможности партийных); создать при командующем коллегию из военных специалистов из 10 лиц (три русских и семь корейцев — Хан Чханголь, Ким Мёнеон, Пак Илья, Хан Унён, Ким Гёнчхон, Чхэ Ён, Чхве Николай). На заседании были обсуждены также вопросы об открытии военно-инструкторских курсов для корейских партизанских отрядов и о работе в Амурской области прибывающих из Кореи и Китая ответственных работников.

Получив известие о решении созвать в Амурской области общекорейский партизанский съезд, Б. 3. Шумяцкий потребовал, чтобы съезд состоялся в Иркутске. Решением Дальневосточного представительства Коминтерна (так в начале назывался Дальневосточный секретариат Коминтерна) Корейской секции Дальбюро ЦК РКП (б) было предложено «немедленно поставить в известность корейские партизанские организации о созыве партизанского съезда в Иркутске между 1- 10 марта 1921 года». До созыва съезда Корейской секции разрешалось «устроить в районе расположения партизанских отрядов совещание из работников этих отрядов для организации временного штаба, каковой и будет руководить отрядами впредь до создания на партизанском съезде в Иркутске постоянного штаба корейской партизанской армии». Учитывая транспортную разруху в ДВР, ввиду чего поездка делегатов съезда с Амура в Иркутск и обратно потребовала бы минимум полтора месяца, не считая тех дней, которые займет работа съезда, члены Корейской секции Дальбюро ЦК РКП (б) не могли подчиниться требованию Шумяцкого. Против переноса созыва съезда в Иркутск выступило и военное командование ДВР, ибо над ДВР продолжала висеть угроза со стороны белогвардейцев и японских интервентов, а реорганизация корейских партизанских частей в регулярные войска под командованием ДВР не могла быть успешно проведена при отсутствии командиров частей, если бы они, как делегаты, все поехали в Иркутск на съезд. Поэтому в «План работы Комиссии по созыву съезда представителей корейских партизанских отрядов, находящихся в Китае и на русском, Дальнем Востоке» был включен дополнительно пункт 2, который гласил: «Для бесперебойной выработки на съезде общей линии боевых операций и политической работы и объединения всех отрядов вокруг единого командования, а также отстранения противодействий иркутских коммунистов, включительно до русских, Секция ведет в отрядах партийную агитацию за необходимостью объединения и ведения политической работы среди партизан на предпримет меры к ограждению отрядов от влияния иркутских коммунистов».

15 марта 1921 года в с. Красноярово Амурской области открылся Всекорейский партизанский съезд Дальнего Востока, в работе которого приняли участие все руководители корейских партизанских отрядов, представители военного командования ДВР, Корейской секции Дальбюро ЦК РПК(б). В своих решениях съезд особо подчеркнул, что «Советская Россия является единственной страной, где установлены истинные формы проле­тарской власти», она служит «главнейшим фактором всемирной социалистической революции» и поэтому нужно действовать «в полном контакте с ней в разрешении всех вопросов военного характера, помочь ей всеми имеющимися силами вести борьбу с классовыми врагами, стремящимися задушить рабоче-крестьянскую Россию».

На съезде возникли споры между руководителями корейских партизанских отрядов, сформированных на территории Советской России и ДВР, и корейских национальных партизанских отрядов, пришедших из Кореи и Северной Маньчжурии. Первые считали, что корейские трудящиеся, активно участвуя в борьбе Советской России против иностранных интервентов и белогвардейцев, тем самым одновременно борются и за независимость Кореи. Вторые не без основания выступали за перенесение основных центров боевых действий против японских оккупантов на территорию Кореи и Маньчжурии, за что их именовали «буржуазными националистами». Но, несмотря на эти разногласия, съезд постановил объединить все корейские партизанские отряды и подчинить их командованию НРА ДВР. Съезд избрал Военный Совет в составе 15 чел. из представителей всех партизанских отрядов.

2. «Амурский инцидент»

После общекорейского съезда партизан в Красноярово в районе г. Свободного Амурской области стали сосредотачиваться, все корейские партизанские отряды Дальнего Востока и воинские подразделения, входившие в состав Народно-Революционной армии ДВР: Гонготский кавалерийский полк численностью 565 чел.. Интернациональный полк численностью около 400 чел., три роты корейских партизан из Николаевска-на-Амуре (326чел.), Корейская рота 6-го Амурского полка (140 чел.), Особая корейская рота 8-го Амурского полка (82 чел.). Отдельная корейская рота ЧОН. (53 чел.) и другие части, всего 975 командиров и бойцов.

Прибыли в район г. Свободного Иманский отряд (Иман кундэ) во главе с Ким Федором, Пак Консо и Ким Докпо. Табанскйй отряд (Табан кундэ) под командованием – Чхве Николая, Ли Дун-ля, Ким Андрея, Чо Ёпъика и Пак Суджона, Отряд общества независимости (Тоннип дан кундэ) — под командованием Пак Гри­гория, Корейский партизанский отряд Урушинского прииска. (120 чел.), отряд из станции Бира (100 чел.), отряд, из Благове­щенска (38 чел.), отряд из Уруканского прииска (40 чел.), отряд их станции Могочи (16 чел.) и другие отряды в общей сложности в числе 448 чел.

В окрестностях г. Свободного расположились также повстанцы из следующих партизанских подразделений, перебазировавшихся в Амурскую область из Кореи и Северной Маньчжурии после «Хуньчуньской бойни»: отряды«Ыибён» Хон Бом-до. Ли Чончхона, Ли Бёпчхэ. Ли Бомъюна, Хе Гыка и Син Йльхена; отряды Кунджонсо кундэ (Армия общества военного управления) под коман­дованием Ким Чваджипа, Со Иля и Ким Сынбина; отряды. Кунбин дан (Общество, военной подготовки) во главе с Ли Ёном; отряды Тоннип дан кундэ (Армия» общества независимости) Чо Мёнсона; отряды. Кунминхве кундэ (Армия Национального союза) во главе с Ан My, Чон Ильму, Ким Гвана и Ким Гочхана и мно­гие другие.

Всего в г. Свободном и его окрестностях было сосредоточено свыше 5 тыс. корейских, партизан. Все воинские подразделения и партизанские отряды, по предложению правительства ДВР, были объединены под одним общим названием «Сахалинский пар­тизанский отряд». Эпитет «корейский» был выпущен, чтобы не привлечь внимания японцев. Основной боевой единицей Сахалин­ского отряда стал Свободненский отдельный стрелковый батальон численностью 1200 бойцов. В целом, же «Сахалинский партизан­ский отряд» был подчинен командованию 2-й Армии ДВР. Это было сделано во избежание, всяких недоразумений с японским ко­мандованием.

Корейские революционные массы радовались факту объединения своих боевых сил вокруг единого центра. Они приветствова­ли сотрудничество корейских революционеров с русскими това­рищами-коммунистами, оказавшими реальную помощь корейским партизанам. В Амурской области готовились к приему остальных отрядов, стоявших недалеко от русской границы на территории Маньчжурии. Искали помещения, изготовляли необходимое про­довольствие, амуницию. Шла также интенсивная работа по под­готовке партизан к овладению военным искусством. Все готови­лись к решающей схватке. Но внезапно грянул «Амурский инци­дент» …

Получив информацию об общепартизанском корейском съезде в Красноярово, Б. 3. Шумяцкий съездил в Читу, где от имени Коминтерна предъявил требование о передаче Дальневосточному секретариату Коминтерна решение всех вопросов, касающихся корейских партизанских отрядов. Корейская секция Дальбюро ЦК РКП(б), ответила, что при всем желании она сделать этого не может, ибо «Сахалинский партизанский отряд» находится в подчинении Главкома ДВР. Тогда Шумяцкий обратился с подобным же требованием к правительству ДВР. После продолжительного обсуждения в конце концов Дальбюро ЦК РКП (б) и правитель­ство ДВР вынуждены были подчиниться Шумяцкому, ибо он дей­ствовал от имени Коминтерна. Судя по некоторым документам, обнаруженном в РЦХИДНИ, к этому же времени Б. 3. Шумяцкий приступил к реализации назревшего в левоэкстремистских кругах Исполкома Коминтерна и ЦК РКП (б) плана подготовки в Иркутске Корейской Революционной Армии и организации ее похода из Сибири через Маньчжурию в Корею.

При ближайшем участии корейских коммунистов Чхве Горе, Ким Чхольхуна, Ли Сона и Нам Манчхуна Шумяцкий приступил к формированию в Иркутске центра корейского революционного движения в лице Корейского Военно-Революционного Совета, куда были включены Н. А. Каландарашвили в качестве председа­теля и главкома, Чхве Горе и Ким Хасок — членов совета. При­чем все они, за исключением Каландарашвили, в первых числах мая 1921 года были отправлены в Амурскую область, к месту расположения корейских партизанских отрядов.

В конце мая 1921 года был сформирован новый состав Ко­рейского Военно-Революционного Совета: Н. А. Каландарашвили –– Председатель Совета и Главком, О Хамук — заместитель Главкома, Чхве Горе — член Совета, Ю Сунхён — начальник штаба, Чхэ Донсун — член Совета, Чон Хисе — командир 1-го полка, Чхве Мёфодий — командир 2-го полка. Хван Хаиль — командир 3-го полка. Этот состав также выехал в Амурскую область. Таким образом, возникли два руководящих центра в объеди­ненных корейских партизанских отрядах: Военный Совет, избран­ный на съезде корейских партизан в Красноярово и Корейский Военно-Революционный Совет, назначенный Дальневосточным секретариатом Коминтерна.

Военный Совет курировал с Дальбюро ЦК РКП (б), которое, считало себя ответственным за весь ход работ па всем русском Дальнем Востоке и за границей, а Корейский Военно-Революцион­ный Совет — Дальневосточным секретариатом Коминтерна, также претендовавшим на роль руководителя и организатора всего корейского революционного движения.

26 мая 1921 года члены Корреввоенсовета во главе с Каландарашвили с мандатами Дальвостсекретариата Коминтерна вы­ехали из Иркутска и после кратковременной остановки в Чите 6 июня прибыли в г. Свободный.

Каландарашвили наделили самыми широкими полномочиями. В его удостоверении было записано: «Предъявитель сего тов. Каландарашвили действительно является Командующим корейскими частями. Тов. Каландарашвили поручено выполнение оператив­ного задания, согласно общих директивных указаний Центра, по­чему и предоставляется право самостоятельной деятельности в пределах директивных указаний. Тов. Каландарашвили предостав­ляется право пользоваться прямым проводом, подачей шифрован­ных телеграмм с пометой «вне всякой очереди», «военная», а так­же пользование всеми средствами и способами передвижения».

Поездка Каландарашвили в сопровождении членов Корвоенревсовета на Дальний Восток была резко отрицательно встрече­на руководством ДВР, которое в то время возглавляло всю во­енную работу на Дальнем Востоке. Еще 3 июня 1921 года, видя, что Нестор Каландарашвили приступил к реализации плана Шумяцкого по подчинению «Сахалинского партизанского отряда» Корвоенревсовету, Председатель Совета министров ДВР А. М. Крас­нощеков телеграфировал народному комиссару иностранных дел Г, Е. Чичерину (копия телеграмму передавалась В. И: Ленину): «Считая, что избежание войны с Японией является сейчас еще более необходимым, чем когда-либо, я категорически протестую против затеи Шумяцкого с корейцами, затеи, которая несет с собой крупнейшую провокацию японцев, тем более, что он поставил во главе «похода на Корею» выжившего из ума, известного на всем Востоке партизана Каландарашвили, который, с видом и шумом Наполеона уже проехал всю ДВР командовать корейцами. Возмутительные факты:

1) 4000-корейцев сконцентрированы на глазах у японцев, у Благовещенска, творят безобразия, грабят, насилуют население, подчиняются только выборному из своей сре­ды командованию;

2) корейский полк из Иркутска перебрасыва­ется в Благовещенск, вызвав вопрос японцев;

3) переход стари­ка (Каландарашвили) с корейцами на китайскую территорию для двухтысячеверстного похода на Корею мог зародиться в голове, мягко говоря, поэта, но может вызвать японское наступление, вполне оправ­данное в глазах Антанты.

Ни Дальбюро, ни командование ДВР ничего не могут сделать, потому что всем руководит секретариат Коминтерна, т. е. тов. Шумяцкий. Настаиваю на выполнении в ЦЕКА и Коминтерне следующего постановления: [Даль]востсеккоминтерну передается вся зарубежная работа в Китае, Корее. Вопрос: является ли ДВР зарубежной страной или она на нашей территории. Работа среди местных корейцев остается в наших руках, не перенося работу за наши границы. Последняя является логически необходимой для секвостнародов». В этой же телеграмме Краснощекое просил срочно поставить вопрос в ЦК РКП (б), «о ликвидации корейского похода и выяснении сфер влияния секвостнародов».

Как видно из телеграммы Краснощекова, руководители ДВР считали недопустимым вмешательство Шумяцкого и сконструи­рованного им Корвоенревсовета в дела амурских партизан и особенно в осуществление плана похода Корейской Революционной Армии в Корею.

Позиция Краснощекова в вопросе об организации «корейского похода», его отношение к политике Дальневосточного секретариата Коминтерна была поддержана Народным комиссариатом иностранных дел. В записке от 8 июня 1921 года, адресованной секретарю ЦК РКП (б) В. Молотову, НКИД просил обратить осо­бое внимание на выяснение функции Секретариата Коминтерна», ибо «получается невыносимое положение, если одновременно и параллельно с внешней политикой Дальбюро и помимо послед­него [Дальвост]секретариат Коминтерна ведет какую-то дру­гую внешнюю политику, с которой Дальбюро не имеет возмож­ности справиться». «Совершенно верно, — говорилось далее в записке, — что функции Секретариата восточных народов должны быть точно определены, чтобы он не врывался в компетенцию Дальбюро и правительства ДВР». Что касается корейского вос­стания, то НКИД указывал, что он совершенно согласен с Краснощековым, что «открыто и даже демонстративно подготовлять таковое с нашей стороны неуместно и несвоевременно», что абсо­лютно вредными являются «всякие действия, могущие быть истол­кованными, как агрессивные, как вызов Японии, как подготовка нападения на то, что японское правительство считает для себя жизненным. Нападение с нашей стороны на Японию в Корее и попытка вырвать последнюю из рук Японии будет тем вызовом, который поднимет на ноги весь японский шовинизм, послужит поводом в глазах Антанты для оправдания нового японского на­ступления и послужит причиной нового торжества крайних мили­таристов в Японии. Эту авантюру надо ликвидировать и возможно скорее».

Однако все эти предупреждения и предложения не возымели действия. Вояж Каландарашвили продолжался. «Амурскому инциденту» было уже положено начало…

Ко времени прибытия Каландарашвили в Амурскую область Сахалинский партизанский отряд наполовину размещался в г. Сво­бодном, а остальная половина в числе трех батальонов (1500чел.) находилась в деревне Мазаново, в 75 верстах от Свободного. Предварительно арестовав находившихся в то время в Благове­щенске начальника Сахалинского отряда Григорьева и члена комсостава Ким Иннокентия, Корвоенревсовет потребовал подчине­ния себе отряда и перевода его полностью в г. Свободный. В ответ на это требование общее собрание Сахалинского парти­занского отряда решило:

По-прежнему подчиняться командарму 2 ДВР в политическом и военно-оперативных отношениях;

Выразить полное доверие избранному партизанским съездом Корейскому Военному Совету, санкционированному Дальбюро ЦК РКП (б) и правительством ДВР;

Признать политическое и культурно-просветительское руководство над Корейским Военным Советом со стороны Дальбюро ЦК РКП (б) и правительства ДВР;

Оставаться впредь в Амурской области, в Иркутск не ехать и отвергнуть все попытки «героев» Корейского Военно-Революционного Совета, вмешивающегося не в свои дела.

9 июня 1921 года начальник штаба Сахалинского партизан­ского отряда Пак Илья передал содержание этого решения по прямому проводу Каландарашвили, добавив к этому, что парти­заны возмущены арестом Григорьева и Ким Иннокентия, что они «требуют их освобождения и отказываются подчиняться О Хамуку, Чхве Горе и Ким Хасоку и что в случае, если эти требования не будут выполнены, то «партизаны отказываются выполнить при­каз о прибытии в г. Свободный», Уполномоченный Дальвостсекретариата Коминтерна при Корвоенревсовете Охола с одобрения Каландарашвили ответил, что «он (Пак Илья) — строевой началь­ник и не его дело заниматься, передачей постановлений партизан», поэтому ему необходимо принять «немедленно все меры к выполнению полученного от командования приказа». После такого раз­говора командиру и военкому Сахалинского отряда последовал приказ Каландарашвили: «В ответ на разговор по прямому проводу между нач. штаба и т. Охола подтверждаю свой приказ, сделанный лично и прика­зываю отряду выступить. Если же отряд выйдет из повиновения и не исполнит настоящий приказ, приказываю всему комсоставу выступить, дабы снять с себя ответственность за невыполнение приказа моего и прибыть завтра к 10 часам в Свободный. Притом же вторая часть приказа о прибытии в Свободный комсоста­ва является совершенно секретным, дабы не было оговорок. При сем заявляю, что никакие отговорки в виде: нас арестовали, нас не выпустили, нас оцепили — не будут приняты во внимание и комсостав во всем своем целом будет объявлен вне закона и ка­раться как таковые. Приказываю глубоко вдуматься в этот при­каз, он решает судьбу многих и многих лиц именующих себя ре­волюционерами»

Как видно из приказа, он направлен был к тому, чтобы вызвать в Свободный всех командиров отряда, объявить их виновниками неподчинения и расправиться с ними. Такой приказ, разумеется, выполнен не был; Но его огласили всем партизанам в Мазаново. А утром 10 июня Сахалинский партизанский отряд снялся и двинулся к железной дороге по направлению в Благовещенск. Освобожденные после этого Каландарашвили из-под ареста Григорьева и Ким Иннокентия (к тому же первый из них был оставлен под надзором в Свободном) не могло изменить положения. Сахалинский партизанский отряд окончательно вышел из подчинения. Тогда сделали попытку оставить «верным» Корревоенсовету хотя бы ту часть отряда, которая все еще остава­лась в Свободном. С этой целью 12 июня было созвано общее собрание всех партизан, на котором с информационным докладом о действиях Сахалинского отряда выступил член Корвоенревсовета Чхве Горе. Собрание показало, что часть Свободненского отряда также готова двинуться по пути Сахалинского. Тогда Каландарашвили и Охола, по словам самого же Охолы, путем «постановки вопроса ребром и индивидуального вызова лиц для ответа, как поступить с Сахотрядом, удалось вынудить признание, что такого рода действия есть преступление перед революцией и с лицами, творящими это дело, нужно поступать круто, вплоть до разоружения». «Отмечаю — писал Охола, — что такое поста­новление было принято чуть ли не с принуждением. Для нас стало ясно, что эти части в целом использовать для ликвидации инцидента с Сахотрядом нельзя».

После этого штаб Каландарашвили принял по согласованию с командованием НРА ДВР решение «мобилизовать все силы, чтобы окружить и разоружить Сахалинский отряд». 13 июня кавалерийскому полку, находящемуся под командованием Каландарашвили в Бочкарево, отдали приказ о выступлении, а один батальон русских частей из 12-й_ бригады, стоявшей в Свободном, отправили в сторону Красноярово.

Между тем Сахалинский отряд, дойдя до горной полосы по дороге в Никольск и не имея возможности двинуться дальше че­рез горную местность, а с правого фланга в направлении Благо­вещенска прижатый кавалерийским полком Каландарашвили повернул обратно в Красноярово. 15 июня он прибыл в Свободный и разместился в поселке Суражевке, в трех-четырех верстах от города. Возобновились переговоры. 21 июня Григорьев передал Каландарашвили коллективное письмо командиров отряда. Оно было подписано всеми командирами, которые, отрубили себе безы­мянные пальцы, чтобы подписать его кровью. В письме говорилось, что для объединения всех корейских партизан необходимо убрать Чхве Горе и Ким Хасока, которые мешают общей работе и которым партизаны не хотят подчиняться. Если же это требо­вание не будет исполнено, то они (командиры), как истинные ре­волюционеры, дальше работать не могут и покончат самоубий­ством.

На это письмо не было обращено никакого внимания. 26 июня был подписан секретный приказ № 25, согласно которому из Са­халинского отряда выделялся 3-й батальон (бывший Иманский партизанский отряд) общей численностью 600 чел. для пополнения Свободненского корейского стрелкового полка, стоявшего в г. Свободном. Делегация 3-го батальона потребовала оставить батальон по-прежнему в составе Сахалинского отряда. Обсудив создавшееся положение, Каландарашвили приходит к выводу, что «сейчас другого пути нет как разоружение Сахалинского отряда и привлечение к ответственности виновников за их преступные деяния» т. е. за отказ подчиниться Каландарашвили и Корвоенревсовету.

28 июня началось наступление на Суражевку боевых отрядов в составе 1000 чел. из частей пехоты, 300 кавалеристов, которые, все время находясь в тылу Сахалинского отряда, преграждали его отступление через р. Зею, 270 чел, из 29-го полка НРА и двух бронепоездов. На другой день, 29 июня, выяснились результаты боя. «С нашей стороны,- докладывал Охола, — один убит и 9 ра­неных. Со стороны Сахотряда убитых 36, потопленных при бегстве через р. Зею — около 60 чел., без вести пропавших — около 60 чел. и разоруженных — 860 чел. По данным же командиров Сахалинского отряда, в результате «амурской бойни» убитых, уто­нувших и пропавших без вести было 400, разоруженных, и отдан­ных русским частям в качестве военнопленных с ярлыком «контрреволюционеров» — 900 человек.

Члены Корейского Военного Совета, избранного на общепар­тизанском съезде в Красноярово, и большая часть командного составу Сахалинского отряда были арестованы и увезены в Иркутск. Что касается военкома отряда — Пак Ильи, то ему уда­лось перейти на боевую работу в Иман, где он стал членом Во­енного совета корейского партизанского отряда. Его партизанский отряд в сентябре 1922 года защищал проходы, где белогвардейцы стремились проникнуть в Приморье через Гродеково.

Оправдывая побоище, лаконично докладывал в Реввоенсовет Сибири (г. Ново-Николаевск), Реввоенсовет Республики и Коминтерн о событиях 28 июня 1921 года в г. Свободном Главком НРА и военный министр ДВР В. К. Блюхер:

«В ночь на 28 июня Сахалинский корейский партизанский отряд, расположенный непосредственно в районе гор. Свободный (Алексеевск), отказался выполнить приказ о переформировании, не признал подчинение штабу Каландарашвили. 28 июня Каландарашвили обратился к комполка 29 стрелковой дивизии за со­действием для разоружения не повинующихся. Предварительные переговоры представителей комполка 29 с мятежниками, во главе каковых фигурировал Григорьев, ни к чему не привели. Коман­дир 29 на основании приказа командарма 2 (командующий 2-й Армией ДВР — авт.) приступил силой оружия к разоружению мятежников. При начале наступления частей 29 стр. полка сов­местно с комчастями Каландарашвили при бронепоездах, сопротивлявшиеся корейцы открыли ружейный и пулеметный огонь по наступавшим, на, что последние ответили тем же. В результате после упорного сопротивления все корейцы отряда к вечеру 28 июня были разоружены. Оружие взято комполком 29 и сохранено в бронепоезде, а часть у комгорода Свободный, Разоруженные мятежники в числе 800 чел. (из общего числа 1500) заключены под стражу. Потери на стороне не повиновавшихся большие (точно не выяснено), главным образом, утонувших в Зее при сопротивлении. Со стороны частей 29-го полка и частей Каландарашвили, по неточным данным, убитых — один, тяжело раненых — три, легко — один».

Как явствует далее из телеграммы Блюхера, в первое время после событий 28 нюня, согласно постановлению Военного Совета НРА ДВР, учитывая политическое положение ДВР и международную обстановку, все возглавляемые Корвоенревсоветом корейские воинские части на территории ДВР в боевом и органи­зационном отношении были подчинены Военному Совету НРА ДВР, а политическое и идейное руководство ими объявлено исклю­чительно за Дальвостсекретариатом Коминтерна; все принципиальные вопросы, связанные с формированием, назначением, перемещением и оперативными заданиями корейских частей разрешались в Военном Совете НРА ДВР с согласия Дальневосточного секретариата Коминтерна. Во исполнение директив, ЦК РКП(б) об отводе корейских частей в район, менее доступный для японского наблюдения, они были расквартированы в районе Зеи.

Затем, во второй половине июля 1921 года, все оставшиеся в Амурской области корейские воинские части, за исключением ра­зоруженных, которые впоследствии влились в различные парти­занские отряды Дальнего Востока, в количестве 2500 чел. были переброшены в Иркутск, где их свели в Отдельную корейскую стрелковую бригаду под командованием О Хамука. О том, какая роль отводилась этой бригаде в будущем, мы можем получить представление из уже приведенного доклада Уполномоченного Дальневосточного секретариата Коминтерна при Корвоенревсовете Охолы «..я думаю, что было бы целесообразным эти 2500 наиболее здоровых партизан поставить в такую обстановку, которая представляла бы школу для военной и политической под­готовки и мы к весне могли бы иметь большой кадр военных ин­структоров, а также политически воспитанных работников и тогда, независимо от дипломатических отношений между Совроссией и Японией и вообще положения на Востоке, в любое время индивидуальным порядком мы эту массу работников могли бы направить внутрь самой Кореи и в те же ударные пункты, где наиболее целесообразно нанести первые удары для добычи ору­жия и снаряжения. Но, разумеется, для этого нужно потратить средства, выбрать наиболее удобное место, разумеется не буфер, а, как предлагал тов. Шумяцкий, — Иркутск, как наиболее под­ходящий для этого город, и также мобилизовать военных, и по­литических работников». Эти мысли являлись ничем иным как конкретизацией авантюристического плана Шумяцкого по подго­товке корейских воинских частей в Иркутске для нанесения пря­мого удара по тылу японского империализма — Корее.

За время пребывания в Иркутске {с июля 1921 года до фев­раля 1922 года) вся работа в Отдельной корейской стрелковой бригаде, как политическая, так и военная, велась именно в духе идеи Охола. Вся бригада вместе с командным составом рассмат­ривалась как ядро, зародыш будущей Корейской Красной Армии. Из бригады выделили 300 курсантов с предварительной военной подготовкой в пехотные курсы и 50 курсантов на партийную шко­лу. Остальная часть бригады была сведена в учебно-кадровую.

Бойцы бригады обучались артиллерии, пулеметному делу, службе связи и т. д. В бригаде имелось свыше 700 организованных коммунистов, которые поддерживали созданную в 1921 году в Иркутске Корейскую Коммунистическую партию. В каждой роте име­лась коммунистическая ячейка, собрания, которых, проходили два раза в неделю.

Однако материальное обеспечение бригады было катастрофи­ческим. Только 700 человек получили зимнюю одежду. 1500 красноармейцев находились в летней одежде. Критическим оказалось продовольственное положение. С наступлением сибирских морозов, изнуренные до крайности недоеданием и холодом, они все больше и больше стали заболевать дизентерией и цингой. Ими было охвачено 60% личного состава бригады. Но именно в такой тяжелый момент Отдельная корейская стрелковая бригада была снята с довольствия, что фактически положило начало ее расфор­мированию. В апреле 1922 года 700 демобилизованных корейских красноармейцев прибыли из Иркутска в Приморье. В июне 1922 года другая часть красноармейцев переехала в золотой рудник Улькан. В 1923 году бригада была распущена полностью.

Таков конечный и печальный результат «амурского инцидента», возникшего в результате борьбы за лидерство между различными политическими группировками в корейском революционном движении, разногласий и несогласованных действий Дальневосточного секретариата Коминтерна и Дальбюро ЦК РКП (б) в вопросах объединения корейских партизанских отрядов, формирования командного состава создаваемой единой партизанской армии.

Каждый из них стремился, взять в свои руки руководство всем корейским революционным движением, каждый из них в работе с корейскими революционерами, партизанскими массами игнорировал национальный фактор, стремление корейских партизан, прибывших из Кореи и Маньчжурии, сохранить свое командование, отнюдь не отказываясь от участия в общей борьбе против империализма.

«Амурский инцидент» вызвал бурную реакцию со стороны ко­рейских революционеров. В конце марта 1922 года с резким осуж­дением организаторов репрессии над корейскими партизанами на Амуре выступил Всероссийский ЦК Корейского рабочего союза. В письме на имя В. И. Ленина он извещал, что находящиеся на русском Дальнем Востоке и Маньчжурии корейские бойцы-парти­заны, насчитывающие в своих рядах десятки тысяч штыков, горят негодованием против тех, кто «так зверски через обманутых русских красноармейцев убил их братьев по борьбе» и просил «в срочном порядке выяснить весь этот инцидент и предать ви­новников его к строгим наказаниям, ибо это необходимо для пол­ной ликвидации всей той контрреволюционной работы, которую усиленным темпом ведут наши враги из Дальнего Востока и этим вводят в заблуждение широкие слои корейских трудящихся масс в их ориентации на Советскую Россию.

В декабре 1921 года созданный в Иркутске Объединенный комитет корейских партизанских- отрядов в составе председателя комитета Цой Диндона (Чхве Чиндон) Главкома корпартотрядов Хом Бомдо, начальников штаба Главкома Чай-Ен (Чхэ Ён) и Ли Бен-чай (Ли Бёнчхе) уполномочил активного участника партизанских боев в Корее, Маньчжурии и на Русском Дальнем Востоке Ким Донхана сообщить в ЦК РКП (б) «о расстреле корейских партизан в Амурской области» и установить «прочные деловые связи с Реввоенсоветом РСФСР, ЦК РКП и исполком Коминтерна для выработки общего плана революционной борьбы в Корее. Только в начале марта 1922 года Ким Донхану удалось передать «Докладную записку об амурском инциденте» в ЦК РКП(б). Она заканчивалась словами Амурский инцидент дал лишь козырь в руки японских империалистов. Санкционируя и устраивая его, товарищи Шумяцкий, Каландарашвили и корейцы — члены Всероссийского Корейского Национального Совета сделали дело для мировой буржуазии. В заключении предлагая настоящую докладную записку вниманию ЦК РКП, я от имени корейских партизан, расположенных в Иркутске, прошу отправить нас на Амурский фронт, где в боях наши бойцы сумеют воспроизвести полное объединение всех партизанских сил. Наше бесполезное пребывание в г. Иркутске совершенно парализует нашу военную мощь…

В Феврале 1922 г. с осуждением действий организаторов «амурской кровавой бойни» обратились корейские делегаты съезда народов Дальнего Востока в Восточный отдел Народного комиссариата иностранных дел РСФСР. Они просили советское правительство оставить корейскую бригаду в Иркутске на довольствии до наступления теплого времени и дать ей полную возможность в боевой готовности продвинутся в Приморье для продолжения партизанской войны. Если по политическим соображениям «нельзя будет произвести переброску корейской бригады в полном составе в Приморье, то предлагали делегаты, закрепить ее за Российской Красной Армией на длительный срок с тем, чтобы можно было производить постоянный, обмен людей: обученных партизан частично продвигать на театр партизанской войны или же компактно переводить на предприятия, а на их место набирать новых партизан для военной подготовки. Никакого объективного ответа на эти действия не последовало.

К портрету Нестора Каландаришвили - Тепляков К портрету Каландаришвили

Формально биография известнейшего восточносибирского революционера и партизана Нестора Александровича Каландаришвили (1876–1922) известна , но при изучении архивных документов и мемуаров в ней обнаруживается слишком много эпизодов, которых советские авторы не касались или излагали предвзято.

Между тем истинный облик легендарного революционера и партизана Каландаришвили весьма далек от того благообразия, которое было создано в советское время. Ряд новейших публикаций обратил внимание на непарадные эпизоды биографии «Дедушки», как звали своего вожака партизаны.

Опираясь на мнение еще С. П. Мельгунова , некоторые современные авторы, говоря об изобилии во многих партизанских отрядах анархических деклассированных элементов бандитского типа, деятельность которых носила откровенно погромный характер, относят главарей склада Н. А. Каландаришвили, Г. Ф. Рогова, В. П. Шевелева-Лубкова к «типичным бандитам».

Задача настоящей статьи – обратить внимание на неизвестные в литературе факты, которые показывают истинный облик авантюриста периода гражданской войны и снимают покров мифологизации с давно канонизированной исторической личности.

9 июня в пригороде Свободного, посёлке Советском, состоялась церемония открытия памятника корейским партизанам. Об этих событиях, происходивших в наших краях в 1921 году, пока нет ни строчки в учебниках истории.

Около месяца назад мы встретились с потомками корейских партизан. Сим Чон Со приехал в наш город из Южной Кореи (Сеул), а Алла Николаевна Ким - из Приморского края (Спасск-Дальний). Они рассказали нам о том, что рядом со Свободным в 1921 году погибли сотни восставших. Когда-то здесь была и братская могила. В Корее очень чтят память предков, поэтому было решено установить памятный камень в посёлке, называвшимся прежде Корейским.

И вот – 9 июня у задрапированного белым полотном памятника собрались представители правительства Амурской области, городской администрации, прессы и краеведческого музея, ребята из патриотических клубов гимназии № 9, средней школы № 5 и Детского морского центра (КЮМ), корреспондент Пак Дже Ван, переводчик Окамура, потомки корейских партизан. Открыла митинг ведущий специалист по делам молодёжи, семьи и детства администрации города Анастасия Налётова:

- Уважаемые свободненцы, гости нашего города! Открытие памятника корейским партизанам – дань памяти событиям, произошедшим в нашем городе девяносто шесть лет назад. Этот период именовали то мятежом, то авантюрой, то инцидентом, а в последние годы советской власти и вовсе предали забвению. С 1918 года, с началом Гражданской войны на Дальнем Востоке и в Приамурье, в связи с вводом на нашу территорию японских войск тысячи корейцев, проживавших в регионе, влились в партизанские отряды, а затем в народно-революционную армию Дальневосточной республики. С японцами у них были особые счёты как к оккупантам их родины, и они надеялись, что им удастся начать освободительный поход в Корею через Приморье или Маньчжурию.

 

В марте 1921 года в селе Красноярово был проведён «Всекорейский партизанский съезд Дальнего Востока», на котором было принято решение стянуть к Свободному разрозненные партизанские отряды и подразделения со всего Дальнего Востока и даже Восточной Сибири. Ведь именно здесь располагался надёжный корейский батальон под командованием большевика О Хамука. Кстати, памятник тем событиям решил поставить внук О Хамука гражданин Южной Кореи господин Сим, водитель пожарной машины.

Вскоре в Свободном и близлежащих сёлах сосредоточилось более 6000 вооружённых корейцев. А среди прибывших было немало отрядов «анархистского» и «националистического» толка, причём многие придерживались отнюдь не большевистских взглядов. Город Свободный и ближние сёла оказались практически под властью нескольких тысяч корейцев. Корейское выступление было объявлено анархистским мятежом. Более того, наш город и район были названы… корейской республикой! Среди вносивших смуту в отряды корейцев были и бывшие русские царские офицеры, в частности некто Григорьев (позднее во многих источниках корейское восстание называли «григорьевским мятежом»).

Назначенный командовать корейским корпусом Нестор Каландарашвили (О Хамук был у него заместителем) копил в Белогорске силы для подавления мятежа. Узнав об этом, корейцы решили организовать оборону. В результате ожесточённых боёв и перестрелок отряды Н. Каландарашвили одержали победу. По свидетельствам очевидцев, улицы были завалены трупами корейцев. Те, кто не погиб, были разоружены, часть восставших перешла границу или рассеялась по тайге. С оставшимися была проведена разъяснительная работа и они вошли в отдельную корейскую бригаду под командованием О Хамука. Но те, кто ушёл в Маньчжурию, продолжали воевать против японцев, делая набеги и в Корею.

Нестор Каландарашвили получил Орден Красного Знамени, был отправлен командовать группой войск в Якутию, погиб 6 марта 1922 года. О Хамук в 1930-х годах стал самым перспективным военачальником из корейцев в Красной армии, но в период репрессий был расстрелян как «японский шпион». А многие корейцы-дальневосточники проходили по делу сформированного НКВД «Корейского повстанческого центра» (из которого следовало, что корейцы якобы хотели отторгнуть Дальний Восток от СССР).

Всё это — история нашего города, политая кровью, и мы должны об этом помнить.

К присутствующим обратилась заместитель председателя правительства Амурской области Ольга Викторовна Лысенко:

- У нашей области очень богатая и славная история. Мы должны помнить, какие у нас исторические корни, кому мы обязаны тем, что живём в мирное время. Многие «белые пятна» в истории заполняются благодаря поисковой работе историко-патриотических клубов. В Свободном когда-то было поселение наших восточных земляков — корейцев. Сегодня мы можем дополнить новыми фактами один из серьёзных эпизодов истории города. Интернациональные отряды боролись с интервентами, многие пали смертью храбрых в борьбе за освобождение Приамурья. Этот памятник станет местом проведения встреч друзей из России, Кореи и других стран. От имени правительства Амурской области я ещё раз хочу поблагодарить наших корейских друзей и выразить слова благодарности руководству города Свободного за оказанную помощь. А у города появилась ещё одна историческая достопримечательность.

Слово было предоставлено исполняющему обязанности городской администрации Ю.П. Романову.
- Благодаря настойчивости наших корейских друзей сегодня состоится открытие памятника их землякам, воевавшим бок о бок с партизанами-дальневосточниками. Мы будем делать всё, зависящее от нас, чтобы наша дружба крепла с каждым годом, а память об этих событий заставляла задумываться последующие поколения о нашем прошлом, о тех, кто ценой своих жизней отстоял для нас мир и о том, как этот мир хрупок.

- Дорогие жители Свободного, – обратилась к ребятам внучка участника боевых действий 1921 года Алла Николаевна Ким, – Я очень благодарна, всем, что увековечена память тех, кто покоится в этой земле. Мне и радостно, и грустно. Желаю вам счастья, здоровья, мирного неба. Наша планета ведь на самом деле очень маленькая, нам надо её сохранить. Чтобы не страдали люди, чтобы искоренить терроризм. Всем-всем низкий поклон и огромное спасибо!

Белое полотно медленно поползло вниз… Строгий чёрный мрамор с надписями на корейском и русском языках – «Вечный покой корейским партизанам, павшим на этой земле в 1921 году». Цветы на холодном камне – впервые за 96 лет… Об этом пока нет ни строчки в школьных учебниках. Но это – наша история. А время давно примирило всех.

Фото Анны Казаковой.

---

Статья "Слова и дела Шумяцкого", опубликованная в 1938 году 

Источник: Слова и дела Б. Шумяцкого - история кино - Кино-Театр.РУ (kino-teatr.ru)

Почему советская кинематография, имеющая и замечательные кадры мастеров и блестящие художественные достижения, все же работает плохо?
Ответ на этот вопрос можно найти между прочим в трудах многолетнего руководителя нашей кинематографии Б. 3. Шумяцкого.
Б. 3. Шумяцкий за последние 2-3 года часто выступал как литератор, опубликовав, кроме многочисленных журнальных и газетных статей, ряд книг под увлекательными и многообещающими названиями:
«Пути мастерства».
«Кинематография миллионов».
«Советская кинематография сегодня и завтра»
В этих книгах, как и в практической деятельности начальника Главного управления кинематографии, центральное место, естественно, должна занимать забота о кадрах, о творческих работниках и мастерах, кинорежиссерах, актерах, драматургах, композиторах, художниках, силами которых создаются произведения кинематографического искусства.
Б. 3. Шумяцкий не раз говорит об этом в своих трудах. «Для всех ясно, что даже в сугубо прикладных областях нашего искусства — кинематографии хроникальной и научно-учебной — работают мастера — художники кинематографии, которые языком нашего искусства, т. е. образно, воссоздают на экране значимые явления науки, техники и всей социальной жизни страны», — пишет Б. 3 Шумяцкий в статье «О наших успехах и наших задачах».
Каким же образом т. Шумяцкий разрешал задачу привлечения, подготовки и выдвижения киномастеров и художников во всех звеньях и отраслях кинопромышленности?
В поисках ответа на этот вопрос в литературных трудах Б. 3. Шумяцкого мы наталкиваемся на ряд заявлений, обнаруживающих некоторые общие черты: необыкновенную легковесность, решение всех вопросов на словах, чрезмерный, необоснованный оптимизм, нередко переходящий в хвастовство, очковтирательство и полное несоответствие практике кинематографии.
В качестве примера можно сослаться на газетную статью «Дорогу молодым талантам», которая была опубликована Шумяцким к Международному юношескому дню в «Комсомольской правде». В ней Шумяцкий называл десятки фамилий молодых талантов, якобы недавно выдвинутых и работающих в кинематографии. Через несколько дней в «Правде» и в «Комсомольской правде» появились возмущенные письма молодых киноработников и комсомольской организации студии Мосфильм. В них совершенно ясно устанавливалось, как об этом написала «Правда», что у Шумяцкого «слово расходится с делом».
В более ранних трудах Шумяцкого мы находим те же свойства, ту же склонность к гиперболическим преувеличениям, широкому словесному размаху и расточительству в обещаниях. Мы узнаем, например, из книги «Советская кинематография сегодня и завтра» об обещании, данном партии и правительству в 1935 году, — «выпустить десятки и сотни таких картин, как «Чапаев».
Известно, как Б. Шумяцкий выполнил это обещание…
Собираясь строить грандиозный «Южный киногород» на 800 фильмов в год, т. Шумяцкий должен был задуматься о будущих кадрах для него. Вопрос этот нелегкий, так как для подготовки квалифицированных киноработников нужны годы. Но для Б 3. Шумяцкого это не вопрос. «Мы сумеем, — заявляет он, — в кратчайший срок мобилизовать и подготовить такое количество людей, какого не вместит ни один кинематографический город».
Однако напрасно мы старались бы искать в трудах Б. 3. Шумяцкого конкретные указания или какую-либо развернутую программу, как же он думает подготовить эти многотысячные кадры.
Подобных необоснованных хвастливых заявлений можно найти немало в книгах и выступлениях Шумяцкого. Но достаточно и этого, чтобы перед нами во весь рост встала фигура безответственного человека. Однако болтовня Б. 3. Шумяцкого не является только литературными невинными шалостями. Б. Шумяцкий толкал советскую кинематографию на неверный путь, вводил в заблуждение правительственные органы, и он же распоряжался огромными средствами и творческими судьбами сотен людей. Мы не можем здесь разбираться в хозяйственной деятельности т. Шумяцкого, хотя результаты ее в виде ежегодных миллионных убытков достаточно известны.
«Больной темой» в кино является сценарный вопрос. На словах Б. Шумяцкий против того, чтобы режиссеры сами писали сценарии. Он заявляет: «Если мы будем мириться с загрузкой режиссеров несвойственной им драматургической работой... то кинематография не выйдет из прорывов». Как видим, Б. Шумяцкий понимает огромный вред, который приносит кинопроизводству режиссерское авторство и соавторство. Он сам считает, что драматургическая работа несвойственна режиссерам. А на деле:
— «Судите сами, — говорит т. Шумяцкий, — крупнейшие наши фильмы этого года, как «Гроза», «Петербургская ночь». «Пышка», блестящий «Чапаев», «Юность Максима», «Крестьяне», — ставятся по сценариям, написанным киносценаристами или кинорежиссерам, а не писателями».
С одной стороны, Б. 3. Шумяцкий приветствует писателей. Он восклицает: «Ура советскому писателю!». Он не скупится на лесть и похвалы самым разным писателям, поет дифирамбы Вишневскому, Шкловскому, Эренбургу, А. Толстому, Ильфу и Петрову, Славину... Шумяцкий утверждает: «Кинематографию вместе с нами строили передовики-писатели, большую советскую кинематографию будут строить сотни писателей...». Он заявляет со всей решительностью: «Будет необычайной близорукостью, вопиющей слепотой людей, руководящих кино, если они сейчас же не позаботятся об организации профессии драматургов в семье работников кинематографического искусства».
А с другой стороны: «Что греха таить, во всех сценариях, написанных за последние годы писателями, самым уязвимым местом является сюжет. Он не ярок и не выразителен, в нем не чувствуется огненного дыхания эпохи. Герои произведений, как правило, малокровны, нет ни больших характеров, ни больших страстей».
За что же т. Шумяцкий хвалил писателей, если, по его же словам, ни один писатель не создал за последние годы в сценариях ни яркого сюжета, ни образов, не передал дыхания эпохи?
Это двойственное отношение к важнейшему вопросу о привлечении писателей в кино привело к тому, что писатели и по сейчас используются в кино совершенно недостаточно.
При таком гнилом руководстве, когда у руководителя слово расходится с делом, когда даже в высказываниях нет твердой линии, не приходится удивляться, что положение с творческими кадрами — с актерами, драматургами и режиссерами — в кино все еще неблагополучно.
Выступая в роли главного художественного руководителя советской кинематография, говоря о себе «мы, творческие работники», Б. Шумяцкий и в отношении художественной работы, и в отношении к ведущим кадрам художественной кинематографии обнаруживает нередко ту же неустойчивость взглядов и двойственность, прикрывающие фактическое неумение руководить и правильно разбираться в вопросах кино.
Напомним статью Б. Шумяцкого об ошибках в фильме «Бежин луг» после того, как эти ошибки были указаны руководящими партийными органами. Но видел ли т. Шумяцкий эти ошибки раньше? В статье своей он признает, что ГУК утвердил порочный сценарий «Бежин луг».
Однако из литературных трудов Б. Шумяцкого видно, что он присутствовал и на съемках этого фильма. Мало того, он давал свою оценку работе Эйзенштейна. «Я присутствовал на съемках у С. М. Эйзенштейна — этого мастера с мировым именем, — пишет т. Шумяцкий. — Я с болью наблюдал, как этот огромный творческий капитал растрачивается по мелочам, как из-за неорганизованности тратятся силы, время и умение. Мне было стыдно. Мне хотелось идти в партийный контроль и сказать: «Судите меня потому, что на нашей фабрике совершается преступление по отношению к самому дорогому материалу — художнику-мастеру». Это «глубокое» переживание Шумяцкого вызвано тем, что, присутствуя на съемке «Бежина луга», он заметил, что было потеряно 20 минут из-за того, что какой-то случайный человек влез в кадр, и сцену пришлось переснимать. Шумяцкий скорбит и готов пойти под суд, так как Эйзенштейн потерял напрасно 20 минут. Однако Эйзенштейн благодаря слепоте Шумяцкого потерял два года, снимая порочный фильм.
Брак фильма «Бежин луг» не был единичной ошибкой. За последние годы десятки готовых фильмов положены на полку в результате политической слепоты и отсутствия художественного понимания у руководителей ГУК. Об этом т. Шумяцкий в своих трудах умалчивает. О политической слепоте Б. 3. Шумяцкого свидетельствует не только брак художественных фильмов. Начальник ГУК ив заметил, что в большинстве киноорганизаций и в самом аппарате ГУК орудовали враги народа и вредители. Мало того, Шумяцкий создавал иллюзию благополучия, сам насаждал политическую беспечность. В одной из своих книг Б. Шумяцкий заявлял: «Конечно, в отдельных звеньях были, а может быть и сейчас есть отдельные чужаки. Но это отдельные исключения». Так утверждал т. Шумяцкий («Советская кинематография сегодня и завтра», стр. 138—139) в момент, когда в его собственном аппарате в соседнем с ним кабинете, под боком, в крупнейшей студии Мосфильм орудовали враги. Это ли не преступная беспечность!
Шумяцкий писал, что «никаких объективных причин невыполнения планов нет, а есть только субъективные, есть конкретные виновники зла в каждом отдельном случае». Но кто же эти виновники? Начальник ГУК этим не интересовался, он их не разоблачал. Шумяцкий видел огромные неполадки и в пленочной промышленности: «Перфорация кривая, укладка небрежная, эмульсия ползет и т. д. В чем тут дело? — спрашивает т. Шумяцкий. — Думаю, что в круговой поруке. Ходят некоторые товарищи, спесиво надувшись, и думают, что уже полностью освоили метод, а качество обождет». На самом деле в кинематографии вредили, пользуясь безрукостью и слепотой т. Шумяцкого, оголтелые матерые шпионы, троцкистско-бухаринские агенты, наймиты японо-германского фашизма.
Несмотря на огромное внимание к советскому кино и постоянные заботы со стороны партии и правительства—руководители советской кинематографии во главе о Б. Шумяцким не выполнили поставленных перед ними задач, они проваливали планы и остались в юбилейном году в неоплатном долгу перед советским зрителем.
В трудах Б. Шумяцкого мы видим зазнайство, бахвальство, самоуспокоенность и безответственную болтовню, отсутствие критического отношения к «неполадкам» в кино, чем воспользовались орудовавшие в киноорганизациях вредители. Полное притупление бдительности дало возможность этим врагам безнаказанно действовать в течение долгого времени. Мы видим также конкретные примеры пренебрежительного, зачастую лицемерного, отношения Б. Шумяцкого к живым людям и отрыв киноруководства от основной массы работников кинематографии. Все это привело советскую кинематографию к тяжелым прорывам. Таковы плоды деятельности в кино В. Шумяцкого.

Д.Алексеев
«Советское искусство», 10 января 1938 года

Биографическая справка:
Шумяцкий Борис Захарович. Родился 16 ноября 1886 г. в Верхнеудинске.
В 1905-1907 годах — один из руководителей вооруженного восстания в Красноярске и Владивостоке, в 1917 году — заместитель председателя Красноярского совета, представитель ЦК РСДРП(б) в Сибири. С 1926 года — член бюро Ленинградского губкома ВКП (б), затем — ректор Коммунистического университета трудящихся Востока, член Средазбюро ЦК ВКП(б). С 1930 года — председатель «Союзкино», с 1933 года — начальник Главного управления кинопромышленности и заместитель председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР. Репрессирован. Расстрелян 28 июля 1938 года.

Подробнее на Кино-Театр.РУ https://www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/2036/

---

Мятеж корейцев в Свободном

Журнал Алексеевск-Свободный

Паршин Е.В.

Мятеж корейцев в Свободном.

                ( Материал впервые был опубликован в газете
                «Амурская правда» 13 февраля 1998 г.)


       Событие, происшедшее в городе Свободном Амурской области  в 1921 году, было настоящей военной и политической сенсацией этого периода. Его именовали то «мятежом», то «авантюрой», то «инцидентом». Потом об этом событии и вовсе стали умалчивать в советское время. Ныне о «корейском инциденте» знают,  уверен,  лишь немногие историки и краеведы да, возможно, помнят еще старожилы-долгожители. Ниже публикуется краткий материал, знакомящий читателей с теми далекими и забытыми событиями, наделавшими так много шума в 1921 году.
 
   С 1918 года, с началом Гражданской войны на Дальнем Востоке и в Приамурье и,  особенно с вводом на их территорию японских войск тысячи корейцев, проживавших в регионе, в том числе в нашей области, влились в партизанские отряды, а затем в народно-революционную армию Дальневосточной республики.
   Особые счеты у корейцев были, конечно же, с японцами, которые еще раньше, в 1910 году, оккупировали их родину.  Кстати,  многие корейцы полагали, что им удастся вскоре  начать освободительный поход в Корею через граничащие с этой страной Приморье или Маньчжурию.
   По имеющимся на сегодня сведениям, самый первый корейский партизанский отряд на Дальнем Востоке был организован именно в Амурской области. Он был создан на территории нынешнего Зейского района под командованием Цой Пен Тхяна. Впрочем, еще раньше, весной 1918 года, в подавлении выступления атамана Гамова участвовал отряд корейцев по главе с Н.Паком. Всего же только в Амурской области существовало более десятка отдельных корейских партизанских отрядов и частей, а в регионе – до полусотни.
  Здесь интересно отметить, что в знаменитой книге А.Агеева «Амурские партизаны» (Благовещенск, 1974 г.) не называется ни одного корейского отряда и не упоминается ни одно корейское имя. Впрочем, не только  этой книге. («Корейская тема» тогда замалчивалась, ведь корейцы были в нашей стране репрессированным народом).
   Корейские партизанские отряды и отделенные подразделения представляли достаточно внушительную силу. Нередко они были бесконтрольны и неподвластны высшему командованию, что осложняло ситуацию, в частности, во взаимоотношениях с японскими войсками и особенно в связи с начавшимся выводом японских войск с Дальнего Востока.

   Вот почему военные руководители  Народно-Революционной Армии ДВР обеспокоенные подобным положением, решили в начале 1921 года объединить все корейские партизанские отряды  и подчинить их командованию НРА ДВР. Были на это, впрочем, и другие причины.
   Местом для достижения поставленной задачи выбрали Амурскую область ( как «красный остров», где не было японцев и белогвардейцев), а конкретнее – город Свободный и район к нему прилегающий.
   Почему именно Свободный? Во-первых, здесь еще с 1920 года располагался надежный отдельный корейский батальон под командованием большевика О Хамука. Во-вторых,  в Свободном находилась немалая корейская община («Корейская слобода», «Корейский поселок»…). В-третьих, близ Свободного рассыпаны десятки «пригородных» деревень, что позволяло решать продовольственные и фуражные вопросы.
   Предварительно, в марте 1921 года неподалеку от Свободного, в селе Красноярово ( ныне Мазановского района), был проведен исторический «Всекорейский партизанский съезд Дальнего Востока!» Он прошел под контролем корейцев-большевиков и принял главное решение: стянуть к городу Свободному разрозненные корейские партизанские отряды и подразделения со всего Дальнего Востока и даже Восточной Сибири,  и на их базе сформировать единое соединение, которое бы подчинялось командованию НРА ДВР. Корейские представители этого съезда разъехались по всему региону, призывая и, более того, приказывая все вооруженным корейским отрядам прибыть к городу Свободному.

    Весной-летом 1921 года началась «великая передислокация». Со всего Дальнего Востока, из Восточной Сибири (начиная от Иркутска), а также из Маньчжурии и даже самой Кореи корейские вооруженные отряды, части, подразделения, группы большой и малой численности устремились к городу Свободному. Некоторым из них приходилось пробиваться  сюда с боями через японские заслоны.
   Вскоре в самом Свободном и близлежащих к нему селах ( ныне Свободненского и Мазановского районов) сосредоточилось около шести тысяч (!) вооруженных корейцев. Создалось просто невероятное положение, которое кое-кого даже испугало. Город Свободный словно бы «оккупировали» корейские войска. Особенно туго пришлось свободненцам:  в городе, понесшим большие  людские потери в 1917-1921 годах,  насчитывалось тогда 12 тысяч жителей, и вдруг за два-три месяца прибавилось в нем и пригородах сразу несколько тысяч корейцев, причем вооруженных подчас, как говориться, «до зубов».
  Среди прибывших было немало отрядов, так сказать, «анархистского» и «националистического» толка, Причем многие придерживались далеко не большевистских взглядов. Среди же командиров корейских отрядов и групп было немало известных имен, которые не без основания претендовали на лидерство. Можно сказать, что в Свободном собрался весь цвет корейской военно-революционной элиты того времени! Это еще больше осложнило обстановку!
   Осложнение ситуации сдерживал лишь отдельный корейский батальон под командованием легендарного О Хамука, который располагался в Свободном еще с 1920 года. Собственно, на О Хамука и его свободненский батальон  и рассчитывали организаторы объединения вооруженных корейцев: он должен был всех сцементировать и обеспечить порядок.
   О Хамук был действительно легендарной фигурой. Его имя есть даже ныне в энциклопедиях  об Октябрьской революции и Гражданской войне в СССР. Он был бывшим офицером царской армии, штабс-капитаном по званию, участником первой мировой войны. С началом революции и гражданской войны он выдвинулся в военные лидеры среди корейцев, стал большевиком, командовал бригадой, полком, батальоном..
   Увы, вскоре по прибытии в Свободный ожидания многих корейцев были обмануты.  Во-первых, командующим объединенными корейскими отрядами назначили не корейца, а грузина Нестор Каландарашвили (легендарный О Хамук стал лишь его заместителем). Во-вторых, из прибывших корейцев решили сформировать обыкновенную «национальную» бригаду со строгой дисциплиной, комиссарами и большевистскими политотделами. В-третьих, никакого «похода на Корею» не планировалось, а  более того, корейцев решено было вообще вывести с территории Дальнего Востока, подальше от их «заклятых врагов» японцев. В-четвертых, многим корейцам и вовсе предложили практически разоружиться (под предлогом переформирования и перевооружения). И это были далеко не единственные, хотя и главные, пожалуй, причины.
    Положение усугубила и личность назначенного командующего – грузина Нестора Каландарашвили. В прошлом он был эсер, а затем анархист. Получил известность,  командуя партизанским отрядом в Забайкалье. В 1920 году, будучи в Москве, был даже на приеме у самого В.И.Ленина. В 1921 году ему было без малого 50 лет, но мудрость возраста победил кавказский темперамент, а к  корейцам нужен был другой подход.
 
    Впрочем,  все последующие события явились в целом закономерным итогом затеваемого «объединения». Исчезли иллюзии не только у самих корейцев, но и у командования НРА ДВР. Исключая, конечно тех, кто хорошо знал, что делал!
  В итоге корейцы не только возмутились, но и выступили резко против подобных планов.
   Корейское выступление было объявлено «анархистским» мятежом. Н.Каландарашвили со своим штабом ретировался в  Бочкарево ( Белогорск), где стояли войска и было два бронепоезда. Командование НРА ДВР решило подавить это выступление корейцев силой.
   Между тем город Свободный и прилегающие  к нему села оказались практически под властью нескольких тысяч вооруженных корейцев. Более того, город Свободный и близлежащий район были даже объявлены… «корейской республикой»! Город Свободный, соответственно, стал на время «корейской столицей» этой  самопровозглашенной республики.
   Создалось удивительнейшее, уникальное даже положение. Подобного в истории еще не было! Все взоры Амурской области и Дальнего Востока, да и Москвы, были устремлены теперь на город Свободный. Как здесь все разрешиться?  Для Москвы это был крайне неприятный инцидент, подрывающий весь «интернациональный дух» гражданской войны.
   И хотя выступление корейцев старались особо не афишировать (себе дороже!), вскоре оно  было названо «авантюрой», причем анархистской и даже белогвардейской.
  Действительно, среди выступивших корейцев появились и бывшие царские офицеры из русских, в частности, по некоторым сведениям, некто Григорьев. Он, кстати, был объявлен даже одним из вождей этой авантюры – все списывалось на анархистов и белогвардейцев. Ее даже так  иногда и назвали «григорьевская авантюра».
    Между тем Нестор Каландарашвили копил в Белогорске силы для подавления этого выступления. И на станции Шимановской готовились соответствующие силы, в частности бронепоезда.
   Узнав об этом, корейцы поняли, что с ними и их интересами не намерены считаться и готовятся подавить их выступление силой.
   В ответ на это они решили организовать оборону. Главный удар предполагался со стороны станции Бочкарево,  поэтому на южных окраинах Свободного начали строить оборонительные укрепления.  За короткое время появилось несколько линий проволочных заграждений, отрыты окопы, ходы сообщения с ячейками для стрельбы и т.д.
  Корейцы до последнего момента  надеялись, что их интересы будут учтены. Они чувствовали себя обманутыми и даже преданными, но, увы…
  И вот день сражения наступил, и обе стороны стали защищать каждый свою правду, защищать уже с оружием в руках.  Из Бочкарево потянулся целый эшелон с войсками во главе с Нестором Каландарашвили и из Шимановской подошли войска. Пришли и бронепоезда. В итоге ожесточенных локальных боев и перестрелок у железнодорожной насыпи, на улицах, в переулках, во дворах домов превосходящие силы, ведомые Н.Каландарашвили, одержали победу. На его стороне, кстати,  выступила и часть корейцев из батальона О Хамука.
   Несмотря на местами упорное сопротивление, корейцы были в итоге сломлены. Некоторые сдались, а немало их еще до начала сражения ушло к маньчжурской границе. Ушла,  вернее,  отступила к границе, и большая часть побежденных. Их практически не преследовали.
   Та часть города Свободного, где шли бои, представляла собой ужасную картину: на улицах лежали тела убитых, кругом стонали и прятались раненые. По свидетельству одного старожила, «улицы, прилегающие к Транссибу,  были просто завалены трупами».
  Жертв хоронили на татарском и корейском кладбищах города  Свободного ( ныне эти кладбища в городе полностью и,  скорее всего специально,  уничтожены). Мятежников захоронили в нескольких общих могилах. Прочих погребли с почестями. Среди них был и один достаточно известный деятель – В.П.Пак. в одной из публикаций о нем было сказано, что «он был убит анархистами в 1921 году в Свободном».
   Часть корейцев – из тех, кто не погиб, была разоружена, часть, как уже было сказано, пробилась в Маньчжурию и перешла границу, часть рассеялась по ближайшей тайге.  Не исключено, что некоторые из  корейцев были осуждены военным трибуналом и расстреляны, но этих данных на сегодня нет.
   Из оставшихся, а также из батальона О Хамука и ряда других отрядов и подразделений,  была спешно организована, наконец, отдельная корейская стрелковая бригада – уже под командованием О Хамука. Вскоре эту бригаду торопливо перебросили с Дальнего Востока в Иркутск.  Те же, кто ушел в Маньчжурию, еще долго потом продолжали воевать против японцев, делая отчаянные партизанские набеги в Корею.

   А какова была судьба двух ныне наиболее известных фигур «корейского инцидента» - Н. Каландарашвили и О. Хамука?
   Нестор Каландарашвили получил орден Красного Знамени ( по ряду  данных, именно « за корейцев»),  потом его отправили командовать группой войск уже в Якутию. Через несколько месяцев он погиб  (6 марта 1922 года). Ходили упорные слухи, что он попал в засаду, которую  якобы устроили ему  выследившие его корейцы. Что ж, это было вполне возможно. Хотя то могли быть и не корейцы, а якуты.
   Что касается  О. Хамука, то он уже в 1930-х годах стал самым перспективным военачальником из корейцев в рядах Красной Армии. Он закончил Военную академию имени М. Фрунзе, стал советским полковником, мог вскоре стать и комбригом, и генералом. Но жизнь его в итоге оборвалась трагически. В период репрессий против корейцев ( этот народ,  в частности, был  полностью выселен  с Дальнего Востока и Восточной  Сибири в Казахстан и Узбекистан),  а также в момент репрессий командного состава РККА,  он был расстрелян как «японский шпион» ( ирония судьбы).
   Жертвой репрессий в 30-х годах пал не только О. Хамук, но и многие другие сотни и тысячи корейцев, в том числе и участники «корейского инцидента» в Свободном  в 1921 году. Многие корейцы-дальневосточники, кстати, проходили по делу сфабрикованного НКВД « Корейского повстанческого центра» ( корейцы якобы хотели «отторгнуть» Дальний Восток от СССР).  Уж здесь,  им наверняка припомнили  и «мятеж» 1921 года, и «корейскую республику» в Свободном, и многое другое.

  Такой была эта история,  оставшаяся на забытых ныне страницах летописи гражданской войны всего лишь как некий «инцидент в Свободном»…

Евгений ПАРШИН,
краевед
 г. Свободный

(Текст статьи взят со страницы Евгения Паршина на Проза.ру:
http://www.proza.ru/avtor/8gh9dfmw)